Православие и русская литература в 6 частях. Часть 2 (I том)

С разнообразием своим,

Лежит развитый

В утеху, пользу, назиданье…

Святитель Григорий Богослов выразил когда-то ту же мысль:

«Небо, земля и море есть великая, дивная книга Божия». Каждый образ этой книги становится при таком отношении к миру знаком-словом, обращённым к сакральному смыслу творения. Позднее подобное же мировосприятие точно, образно, и с большею конкретностью отпечатлено было в таких строках Ахматовой:

В каждом древе распятый Господь,

В каждом колосе чело Христово,

И молитвы пречистое слово

Исцеляет болящую плоть.

1946

«Весь мысленный мир таинственно и в символических образах представляется изображённым в мире чувственном для тех, кои имеют очи видеть. <…> Созерцание мысленного в символах при помощи видимого есть вместе духовное познание»¹⁶²— писал о том же Максим Исповедник. Но как бы ни воспринимать те или иные образы поэзии Тютчева — основной вектор стремления его души обозначен был вполне ясно. Он познал душу человеческую — на пороге, нa зыбкой грани между двумя непримиримыми проявлениями бытия, и с верою утвердил:

Пускай страдальческую грудь

Волнуют страсти роковые—

Душа готова, как Мария,

К ногам Христа навек прильнуть (1, 163)

1855

Взор Тютчева и в глубину души природы направлен с тем, чтобы узреть Творца в этом божественном творении. Вот тут у противников такого осмысления тютчевской поэзии наготове как будто неопровержимый аргумент — строки самого поэта:

Мужайся, сердце, до конца:

И нет в творении Творца!

И смысла нет в мольбе! (1, 84)

1836

Что тут возразить? А вот что: удручает примитивизм и механистичность, компьютерность восприятия поэзии, извлечение лишь того, что лежит на поверхности — без понимания сложной энергии стихи, иронического подтекста его, заставляющего отвергнуть всякую возможность «философски-богословского» смысла в стихе — то есть то, что навязывается приведённым строкам. (Вызывает недоумение, как в ловушку этих строк сумел попасться даже Вл. Ходасевич, должный воспринимать поэзию с особой утонченностью.) Необходимо помнить и знать: толкование отдельных строк стихотворения не должно противоречить его целостному смыслу. Цитируемые же строки есть лишь продолжение предшествующего трёхстишия:

И чувства нет в твоих очах,

И правды нет в твоих речах,

И нет души в тебе.

Мужайся, сердце, до конца… (1, 84)

И т. д.

Тут ведь не более чем упрек некой особе (имени её мы не знаем), отвергшей любовные притязания поэта. Вкладывать в эти строки, шутливо-ироничные, особый богоборческий смысл нет никаких оснований. Возьмём на себя неблагодарный труд переложения ироничной поэзии в ясную и скучную прозу. Содержание стихотворения таково: нет смысла молить тебя о чём-то, потому что у тебя нет ни истинного чувства, ни правды, ни даже души; надо быть мужественным до конца и признать, что молить тебя о любви бессмысленно, поскольку в бездушном создании (творении) нет и Бога, а оттого и молиться некому. Если кому-то непременно нужно отыскать в тютчевском стихотворении проявление греха — сделать это нетрудно; помимо самого мотива к написанию, здесь явное нарушение третьей заповеди. Автор всуе поминает Творца и тем вводит в соблазн читателя, нечуткого к поэзии. Когда же взор поэта серьёзен, он стремится прозреть Творца в Его творении — о том непререкаемо свидетельствует вся поэзия Тютчева. И он же сознаёт едва ли не с отчаянием:

…не дано ничтожной пыли

Дышать божественным огнем (1, 10).

А если и удаётся что-то постигнуть, то — трагический парадокс — он, великий поэт, ощущает полное бессилие своё в слове выразить всё богатство, сложность и противоречивость собственных постижений, настроений, стремлений, мыслей.

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои—

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, —

Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймёт ли он, чем ты живёшь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, —

Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей—

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, —