Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

Именно как некую корпорацию, за внешним благочестием таящую в себе не веру, но лишь корыстный интерес, — представляет Айтматов читателю Русскую Православную Церковь. Нужно признать, что перед нами типичный для бездуховного времени интеллигентский отстранённый взгляд на Церковь. Хотя и не враждебный, отдадим должное. Оценивая церковную жизнь, автор романа мыслит простейшими партийно-политическими категориями и не знает, не может постичь в ней ничего иного. Айтматов воспринимает Церковь как партийную структуру, поэтому руководствуется привычными стереотипами, о многом берётся судить понаслышке, а в результате даже обычное исключение Авдия из семинарии приравнивает к анафеме (как было бы при исключении из компартии). Не умея проникнуть в душу Церкви, писатель ограничивается лежащими на поверхности чертами и особенностями её жизнеустроения. Именно по этой причине отец Координатор не может противопоставить наивному лепету Авдия ничего существенного. В романе он лишь как должностное лицо твердит самые обычные и поверхностные сентенции.

Чтобы истинно ответить Авдию, должно знать, как отвечали на подобные и довольно обычные заблуждения — Спаситель, Апостолы, Святые Отцы Церкви. Отец Координатор должен бы всё это знать, как знают то духовные наставники в реальной жизни. Но в литературе иначе: чтобы речь персонажа была убедительна и глубока, чтобы его суждения о важнейших духовных проблемах Православия соответствовали масштабу этих проблем, их должен подлинно постичь, пропустить через испытание собственным духовным опытом — прежде сам писатель. У Айтматова же отец Координатор выступает с позиции неких абстрактных «общечеловеческих» начал, лишь внешне оформляя их под речения церковного человека. Само Православие трактуется автором как «тысячелетние неизменные пасхальные концепции, ревностно оберегающие чистоту вероучения от каких бы то ни было, пусть даже благонамеренных благомыслий» (13). Тут выражен не просто взгляд со стороны, но из отдалённого далека. В результате — хотя сам автор не знает истинного ответа Авдию, создаётся впечатление, будто ответить не в состоянии именно Православие. Такова обманчивая специфика литературы.

Что же до непосредственного воспроизведения событий Священной Истории, занимающего в общей композиции романа не столь значительное место, то нужно бы признать не вполне обоснованными претензии, которые порою предъявлялись автору, исказившему эти события. Упрёки несправедливы потому, что Айтматов прибегнул в данном случае к условному художественному приёму: ввёл определённые факты в повествование не через объективированный внешне рассказ (как у Булгакова), а посредством субъективного восприятия их одним из персонажей произведения, в данном случае всё тем же Авдием. Если Булгаков как бы утверждал: на самом деле всё было именно так, как говорю о том я, — то Айтматов стоит на ином: здесь дано не описание реальных событий, как они происходили в действительности, а лишь то, как представляет их себе его персонаж. Если же где-то допущены неточности, домысел, незнание, то все претензии нужно предъявлять не автору, а именно персонажу. Восприятие и передача Евангелия в романе «Плаха» есть только средство раскрытия характера Авдия Каллистратова, поскольку именно в его воспалённом сознании возникают те или иные видения, тогда как автору не остаётся ничего иного, как зафиксировать всё это с возможно полнейшей точностью. Судить Айтматова за фантазии Авдия нельзя, как нельзя обвинять Пушкина в убийстве Онегиным Ленского: Пушкин оставался лишь незримым свидетелем той дуэли. Такую же условную позицию выбрал для себя и Айтматов — и в том его несомненное право.

Несправедливы упрёки автору «Плахи» и в некоторой дробности композиционного построения романа, состоящего из якобы мало связанных между собою эпизодов. Особенно резко противопоставлена завершающая история, история Бостона и Базарбая, предшествующему рассказу о судьбе Авдия. Но в самом противопоставлении этом есть отчётливая логическая связь, выявляющая важнейшую идею романа, и понять её можно, уяснив смысл введённого в повестование евангельского сюжета (разыгравшегося, повторим, лишь в фантастических грёзах Авдия).

События романа Айтматова композиционно скреплены историей семейства волчицы Акбары, живущей по гармоничным законам природы, не знающей добра и зла. Гармония этого существования нарушается лишь тогда, когда Акбара помимо своей воли сталкивается с миром, где властвует и устанавливает собственные законы человек. Мир человека — дисгармоничен и полон недобра, порождённого злым людским изволением. Авдий Каллистратов — один из тех, кто принимает на себя неподъёмную задачу переустройства человеческого общества на иных, более праведных началах. Авдий претендует на роль (ни много ни мало) создателя новой религии, которая могла бы стать основою будущей социальной справедливости.