Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

Хотя данное исследование и ограничено концом XX столетия, но не миновать заглянуть нам порою и за эту рамку, хотя бы и мельком. Автобиографическое повествование «Без выбора» не может быть оставлено вовсе без внимания, ибо без преувеличения должно утверждать: писателем дано едва ли не самое верное и чуткое осмысление событий последних, от 70-х годов, десятилетий века ушедшего. Всё советское диссидентство (и шире: интеллигентское советское шатание) — ох как жёстко охарактеризовано, и как метко. Именно в этих людях, в их заблудливых воззрениях высматривает писатель многие причины последующих бед страны.

«Великий суррогат веры — социализм — истекал из душ по каплям. Капли ничтожных суррогатов немедля восполняли истечение»¹³⁹.

Одну ложь заменили на иные самообманы — вот и вся недолга.

Отдавая должное подлинному героизму многих из тех борцов, Бородин одновременно объективен в оценке их действий и результатов. И он же прозорливо указывает на причину слабости тех, кому сочувствует прежде всего, у кого отмечает и несомненное достоинство: у русских патриотов он обнаруживает отсутствие подлинной основы в их самоотверженном бытии. А она — в Православии. Поэтому они и были обречены на поражение в борьбе, которую вела партийная власть — не за государственную безопасность и не за русские интересы, а за изжившую себя идеологию. И против русского начала прежде всего: в чём смыкалась та власть (при всём внешнем противоборстве) со своими же противниками-либералами.

«Парадоксально, но в социальном плане абсолютно беспомощная, робкая без меры, а иногда и до неприличия, чаще всегда охотно опекаемая «органами», так называемая интеллигентская «русская партия» сумела найти ответ на пресловутый русский вопрос: «Что делать?» Быть! Просто быть — и всё!

Для предотвращения национальной катастрофы этого оказалось недостаточно. В том — поражение. Поражение социальное, гражданское. Но и победа — в нравственном противостоянии распаду. Противостояние кривобокое, кривошеее — ни веры православной, ни идеи более-менее вразумительной. Одно только, инстинктом диктуемое, чувство некой русской правды, отличной от прочих, что должно быть сохранено в душах для необходимого, сначала хотя бы душевного возрождения. А там, глядишь, дорастём и до духовного…»¹⁴⁰

Отсюда, добавим от себя, и отсутствие единства в патриотическом стане, расколовшегося на группки соответственно амбициям вожаков, и растерянность, и попытки объединения, противоестественного скрещения с бывшими гонителями-коммунистами — и всё нынешнее бессилие русских патриотов. Время — не упущено ли, чтобы ждать этого «дорастания»?

Книгу свою Бородин обозначил: «Без выбора». Глубокий и ёмкий образ. Без выбора — в том и проявилась подлинная внутренняя свобода человека и писателя во всём движении его жизненном — как ни парадоксально такое утверждение звучит. Без выбора — то есть без рабства у слабостей, лжи, у внутренних самооправданий при предпочтении кривых путей, что и вынуждает всегда мучиться, совершая выбор. В вынужденности же этой — какая свобода? Когда человек не принуждён выбирать — он свободно следует тому, что ощущает в себе как единственно возможное для него.

«Отец Арсений» (анонимная повесть)

Нельзя обойти вниманием и анонимную повесть «Отец Арсений», впервые появившуюся в самиздате где-то на переходе от «застоя» к «перестройке». Впрочем, в датировке при таких обстоятельствах можно и ошибиться. В общедоступных изданиях повесть была напечатана в 90-х годах.

Безымянный автор избрал для повести форму документальной прозы: она выглядит как безыскусное собрание различных воспоминаний, живых свидетельств очевидцев, каждый из которых рассказывает о своих встречах со старцем Арсением, и таким образом составляется его полное жизнеописание, начиная с пребывания в сталинских лагерях и вплоть до смерти священника через полтора десятка лет после освобождения. Жизнеописание это дополнено рассказами о судьбах его духовных чад.

Писал книгу человек не вполне, кажется, искушённый в литературе, поэтому профессиональный литературовед найдёт в ней некоторые промахи, погрешности и в форме и в содержании. Но не стоит задерживать на них внимание. Главное: автору удалось создать впечатление полной документальной достоверности того, о чём повествуется; многие читатели принимали повесть за сборник подлинных воспоминаний, литературная же малая обработанность их лишь усиливала такое восприятие.

Кажется, это единственная в нашей литературе попытка в полноте показать духовный подвиг человека в страшных условиях лагерной несвободы.

Отец Арсений предстаёт в повести как идеальный старец-наставник, страстотерпец, прозорливый духовник, именем Божиим одолевающий все напасти земной жизни.