Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 1 (V том)

Книга об отце Арсении оспоривает идею абсолютного влияния любых страшных «советских» обстоятельств (в том числе и лагерных страданий, что утверждал В.Шаламов), якобы неизбежно разлагающего душу человека; а в дальнем замахе отвергается — и давняя теория «заедающей среды», идея неодолимого детерминизма. С Божией помощью — всё победимо:

«…В неимоверно сложных условиях современной жизни, во время революционных потрясений, культа личности, сложных человеческих отношений, официально поддерживаемого атеизма, общего попрания веры, падения нравственности, постоянной слежки и доносов и отсутствия духовного руководства человек глубокой веры может преодолеть всё мешающее и быть с Богом» (56).

Злободневными и по сей день остаются суждения отца Арсения (в прошлом профессионального искусствоведа) о влиянии Православия на церковное искусство (24–26).

Но, быть может, самым важным становится слово священника об отношении верующего к власти. Заключённые втягивают отца Арсения в спор: не об отношении ко власти вообще, но именно к безбожной советской власти, в которой источник всех бед, которая заслуживает лишь ненависти и уничтожения. От него, пострадавшего, ожидают гневного обличения и отвержения. (Вспомним, что именно этой проблемы, с другого её края, коснулся Солженицын в «Круге первом», позднее — Астафьев в романе «Прокляты и убиты», да и Шукшин, раздумьями Разина, указал на государство как на главную силу, разрушающую покой.) Отец Арсений даёт ответ, какой только и должен дать православный священник. Потрудимся осмыслить его полностью:

«Отец Арсений, помедлив несколько мгновений, сказал:

“Жаркий спор у вас. Злой. Трудно, тяжело в лагере, и знаем мы конец свой, поэтому так ожесточились. Понять вас можно, да только никого уничтожать и резать не надо. Все сейчас ругали власть, порядки, людей и меня притащили сюда лишь для того, чтобы привлечь к одной из спорящих сторон и этим самым досадить другой.

Говорите, что коммунисты верующих пересажали, церкви позакрывали, веру попрали. Да, внешне всё выглядит так, но давайте посмотрим глубже, оглянемся в прошлое. В народе упала вера, люди забыли своё прошлое, забросили многое дорогое и хорошее. Кто виновен в этом? Власти? Виноваты мы с вами, потому что собираем жатву с посеянных нами же семян.

Вспомним, какой пример давала интеллигенция, дворянство, купечество, чиновничество народу, а мы, священнослужители, были ещё хуже всех.

Из детей священников выходили воинствующие атеисты, безбожники, революционеры, потому что в семьях своих видели они безверие, ложь и обман. Задолго до революции утратило священство право быть наставником народа, его совестью. Священство стало кастой ремесленников. Атеизм и безверие, пьянство, разврат стало обычным в их среде.

Из огромного количества монастырей, покрывавших нашу землю, лишь пять или шесть были светочами христианства, его совестью, духом, совершенством веры. Это — Валаамский монастырь, Оптина пустынь с её великими старцами, Дивеевская обитель, Саровский монастырь, а остальные стали общежитиями почти без веры, а часто монастыри, особенно женские, потрясали верующих своей дурной славой.

Что мог взять народ от таких пастырей? Какой пример? Плохо воспитали мы сами свой народ, не заложили в него глубокий фундамент веры. Вспомните всё это. Вспомните! Поэтому так быстро забыл народ нас, своих служителей, забыл веру и принял участие в разрушении церквей, а иногда и сам первый начинал разрушать их.

Понимая это, не могу я осуждать власть нашу, потому что пали семена безверия на уже возделанную нами же почву, а отсюда идёт и всё остальное, лагерь наш, страдания наши и напрасные жертвы безвинных людей. Однако скажу вам, что бы ни происходило в моём отечестве, я гражданин его и как иерей всегда говорил своим духовным детям: надо защищать его и поддерживать, а что происходит сейчас в государстве, должно пройти, это грандиозная ошибка, которая рано или поздно должна быть исправлена”» (62–63).

Как и подобает православному священнику, отец Арсений предлагает не искать виновных на стороне, но обратиться к собственной греховности. И судит прежде всего себя. Такой ответ чужд многим, особенно носителям либерального антиэтатистского сознания, неподъёмен и для мнящих о своей праведности. Недаром один из заключённых-власовцев, для которых спор имеет жизненно страшное значение, не замедлил с оценкою: «Попик-то наш красненький… Придавить тебя надо за такую паскудную проповедь» (63).

В основе же ответа отца Арсения пребывает важнейшее его свойство— смирение. Может быть, это главнейшее достоинство повести: она призывает, указывая на пример старца, воспитывать в себе смирение — каждому.

Отец Арсений живёт в постоянстве сознавания своего недостоинства. А что удаётся ему — всё относит к помощи Божией. И во всём видит действие Промысла Его. Это и всегда важно сознавать, но на рубеже тысячелетий — без того просто не выжить.