Православие и русская литература в 6 частях. Часть 6, кн. 2 (VI том)

В борьбе против Православия называющие себя христианами могут объединяться и с мусульманским миром, и с любыми атеистами, и с кем угодно — это показали события в Югославии. Эти же события обнаружили: Запад не остановится в своей ненависти и перед государственным бандитизмом, используя вассальный Америке блок НАТО. Мораль двойных стандартов позволит пренебречь и международным правом и собственными законами и уставами.

Борьба против Православия есть основная тайная движущая пружина мировых политических и общественных процессов. Но пока сильна Россия, дьяволу победить трудно. Вывод: Россию нужно ослабить — духовно, нравственно, физически. Нужно: подорвать в ней православную её основу, разрушить её культуру, опорочить великодержавное православное сознание народа, ослабить государственную мощь. Всё делается не без успеха.

Критерием в оценке любого общественного движения для нас становится отношение его к Православию. В этом — нет различия между коммунистами и демократами. И те и другие — абсолютизируют и гиперболизируют собирание сокровищ на земле. Хотя и указывают разные средства такого стяжания. Их вражда — борьба за лучшее место у пирога земного благоденствия.

Столп западной демократии М.Тетчер высказала убеждение, что экономика есть единственный способ воздействовать на души людей. Это знакомо: главное— базисматериальный, всё остальное — надстройка. Вспомним «откровение» писателя, вышедшего из недр коммунистической идеологии: путь к душе человека пролегает через наполненные прилавки. А ещё один из столпов демократии, виднейший враг Православия, Бжезинский, вынужден был признать, что и сама свобода в западном понимании, «означает попросту увеличение материального уровня потребления, гедонизм, всяческое самоублажение без тени ответственности перед теми, кто оказался менее удачлив»¹¹⁰.

Гуманистическая мысль всегда исповедовала: сначала хлеб, а нравственность потом. Утверждалось и утверждается: нельзя требовать нравственности от голодных. Это следствие всё той же первородной повреждённости земного бытия: душа мыслится в подчинённости у тела, а грех осуществляет то на практике.

А.Солженицын в одном из телевизионных интервью назвал идеологов нынешнего рыночного демократизма «двоюродными братьями большевиков». Может быть, в одном лишь можно поспорить: не родные ли, единокровные то братья? Да и «происхождение» всех нынешних российских демократов — каково? Из лона партийной идеологии едва ли не все вышли. Включая и диссидентов прошлых.

Солженицын прав: и те и другие не знают, не любят и не ценят специфики и духа общественной истории, религии и культуры, для них всё это «византийщина», с которой пора кончать¹¹¹.

Однако есть и одно различие: сознание убеждённых коммунистов монистично, а в подсознании сидит идея религиозного осмысления бытия. Поэтому искреннему, и честному, и умному носителю коммунистической идеологии легче воспринять православную идею, нежели убеждённому демократу-плюралисту. Разумеется, мы говорим лишь об уровне возможности, но не о непременном изменении склада ума.

Один из используемых приёмов — американизация сознания и культуры. Причём для русского человека эта американизация связана не просто с навязыванием любви ко всему американскому, но и с внедрением комплекса неполноценности в сердца и умы. Над этим, в частности, трудится и литература — армия писателей-юмористов-сатириков, зубоскально изображающих русского человека тупым недочеловеком, ленивым, вечно пьяным, всегда вороватым.

Философ А.Зиновьев, осмысляя опыт своего пребывания на Западе, рассказал, как некий его знакомый, «накопив за долгие годы беспросветного труда и хлопот более или менее приличные средства, решил наконец-то пожить как свободный человек. Но, увы, никакой счастливой жизни не получилось. Началась скука, душевная депрессия, болезни»¹¹². Едкий ум Зиновьева вызнал за «внешне заманчивым образом жизни» западного человека — «бедность, духовную опустошённость, моральную деградацию». И позволительно спросить: так ли уж умён был тот человек, который жизнь положил на скопление «приличных средств»— и остался у разбитого корыта?

А ведь эту проблему ещё в прошлом веке в полноте осмыслила русская классическая литература. Запад отстал от нас более чем на столетие, и к своей отсталости и нас стремится приобщить.

Ясно, что подлинное постижение ситуации зависит от сознавания (или несознавания) человеком собственного безсмертия. Об этом кричала вся русская литература на протяжении долгого времени. Новое время, «новое мышление» стараются заслонить от себя эту важнейшую проблему. Всё направляется к тому, вся массовая культура только и стремится: не дать человеку задуматься над важнейшим вопросом бытия. Более чем актуальным становится ныне давнее суждение Паскаля: