Анюта в гостиную принесла все ее любимые игрушки и, чтобы привлечь внимание малышки разложила их возле высокого детского стульчика, на котором Олюшка обычно сидела во время завтрака, но все безрезультатно. Стол уже был накрыт к завтраку, но семья никак не могла занять свои места.
Николай Петрович вчера до позднего вечера сидел за компьютером и изучал видео с наружных видеокамер, которые никто не просматривал уже неделю. Он остался на ночь в доме, чтобы утром доложить «хозяйке», так он называл Зосю, о недопустимом беспорядке в обеспечении безопасности жильцов дома и мерах, которые он хотел предпринять, для устранения всех выявленных недостатков. Глядя на плачущего ребенка, он вполне логично предположил, что, возможно, девочка раздражена появлением в доме постороннего человека и поэтому разволновалась.
– Зоя Николаевна, – обратился он к Зосе, – может, девочка меня боится? Пойду я к своим компьютерам, после завтрака поговорим, мне кое-что нужно с Вами обсудить.
Повар собрал на поднос его завтрак и отнес в маленькую комнату, в которой стоял рабочий компьютер, собирающий все записи с видеокамер. Николай Петрович включил компьютер и совместил завтрак с просмотром территории двора.
А Чарышевы, наконец-то, уселись за стол, но ненадолго. Олюшка, которая так и не согласилась на детский стульчик, вылила на себя и на Зосю ягодный кисель.
Зося стала вместе с ней подниматься со стула, и тут случился еще один курьез – девочка ухватилась за край скатерти и потянула ее со стола.
Кисели, соки, кофе, чай и даже овсяная каша, перемешались и ручейками потекли на одежду Дарьи Никаноровны и Николая Васильевича. Первой выскочила из-за стола Дарья Никаноровна, посмотрела на свой костюм и засмеялась:
– Молодец внученька! Я уже и надеяться перестала, что ты мне для истории хоть один костюм испортишь. Вся ты у нас такая деликатная и интеллигентная, что прямо скучно. Ах, ты моя, сладкая! Я даже счастлива, что ты, все-таки, решилась на мелкое хулиганство.
Дарья Никаноровна чмокнула Олюшку в щеку, и они вместе с Николаем Васильевичем пошли в свою комнату переодеваться. Анюта расстроилась и пыталась извиниться перед Зосей:
– Я во всем виновата, не досмотрела ребенка. Вы простите меня, Зоя Николаевна.
– Перестаньте говорить глупости, Анна Семеновна. Ни в чем Вы не виноваты. Посмотрите на эту озорницу – она уже смеется. Видимо, просто решила устроить всей семье разгрузочный день. Мы с ней мыться и переодеваться, а Вы тут распорядитесь, чтобы в гостиной навели порядок и стол снова накрыли.
Зося с Олюшкой на руках поднялась к себе на второй этаж, а Анюта позвала горничную, и они принялись наводить порядок на столе и вогруг него.
И в это время в гостиную вошла невысокая, рыжеволосая женщина. Она, словно слепая, осторожно переставляя ноги, двигалась к столу. Все ее внимание было сосредоточено на странной посудине, которую она сжимала, одетыми в перчатки руками. Эта грязная, небрежно разрезанная ножом канистра, видимо была наполнена какой-то драгоценной жидкостью, которую эта женщина боялась расплескать.
За ее спиной, прижав палец к губам, осторожно шел Николай Петрович. Горничная и Анюта поняли, что Николай Петрович просит их молчать, чтобы не спугнуть женщину.
А рыжеволосая тем временем подошла ближе и, наконец-то, перевела глаза на женщин, которые стояли возле стола. По ее лицу волной пробежало удивление, потом гнев и смятение. Она окинула взглядом гостиную и увидела входившего из противоположной двери Николая Васильевича. Женщина подняла повыше свою канистру и сказала:
– Значит, судьба.
Она сделала шаг навстречу Николаю Васильевичу, но сзади ее обхватили крепкие мужские руки.
Людмила, а это была именно она, дернулась, пытаясь высвободиться, и маслянистая жидкость из канистры высокой струей брызнула вверх, прямо на ее собственную голову, а затем потоком стекла на лицо и грудь. Николай Петрович отдернул свои руки, но несколько капель все-таки попало на кожу, возле большого пальца. Людмила выпустила из рук канистру и кинулась к выходу.
В прихожей она схватила, лежавшую на полочке женскую маленькую сумочку, закинула ее себе на плечо и стремглав выскочила из дома. Чарышев увидел ее мелькнувшую фигуру через окно гостиной, вздохнул и пошел к разлившейся по полу жидкости. Едкий запах уже заполнил всю гостиную.