Николай Васильевич вышел из машины, безразличным взглядом скользнул по согнувшейся фигуре дворника и направился к широкому больничному крыльцу.
Навстречу ему из здания выбежала женщина, как ребенок повисла на его шее, чмокнула в щеку и запустила руку в черно-белый ежик волос. Женщина взяла бывшего Людмилиного мужчину за руку, и они, дружно шагая, спустились с крыльца к машине. Их счастливые лица мелькнули совсем рядом с Людмилой, ее окутал сладкий запах духов, и счастья.
Это было ее, отобранное этой женщиной, счастье. Людмилины пальцы до сих пор помнили колючие и жесткие волосы Николая Васильевича. Николай Васильевич сначала бережно усадил в машину жену, потом сел сам, и они уехали.
Людмила осталась стоять возле крыльца больницы, сжимая в руке свое жалкое орудие труда. Она не стала догребать мусор, швырнула метлу на крыльцо больницы, и громко сказала ей вслед:
– Горите, вы все синим пламенем! Привыкайте сами работать. Не буду на вас пахать. Захлебнетесь скоро в моей мести. Я обязательно что-нибудь придумаю, безнаказанными вы не останетесь. Не сойдет вам с рук мое унижение и нищета. Ты думаешь, Чарышев, что развлекся и все шито-крыто? Нет, так не будет.
Людмила вернулась домой совершенно разбитая и больная. Еда ей была противна, она легла на диван и принялась мечтать о мести.
«Я изведу всех твоих девок, Чарышев, – думала она, – сначала твою обожаемую Зоську, прижитую тобой от скотницы. Это твоими усилиями она сейчас стала барыней. Я помню ее студенткой техникума – она безликий ноль без палочки. Ты, и дружок твой, Анцев подняли ее с колен. Скажи, чем я хуже ее? Почему ты бросил меня ради этой тощей японки? За это я убью твою Зоську. Потом… Вот не могу решить – кто потом? Кого ты, Чарышев, любишь больше – свою кикимору косоглазую жену или внучку? Жена, это величина непостоянная. Ты сначала меня любил, потом ее. Не будет ее, значит, появится третья. А внучка – это наследница. Другой может и не быть. Эту Зоська родила неизвестно от кого. Всем давно известно, что Анцев евнух. Он только чужих детей может воспитывать. Своих ему не дано иметь. Вот и установлена очередность – Зоська, Олька, а потом докторица. Когда останешься один, может, ты и Милочку вспомнишь? Я приду тебя пожалеть. А вообще-то, знаешь, Чарышев, я, пожалуй, не буду себя утруждать какой-то очередью – я порешу их всех вместе, разом. Если и не убью, так всех калеками сделаю. С твоим бабьим царством разберусь, и в Москву поеду, за Шуриком. Но Шурика я калечить не стану. Крестник, как, никак. Я его украду, чтобы ты за него деньги заплатил. В нищете скучно и тоскливо жить, безнадег. Ты мне за Шурика отстегнешь деньжат, вот тогда и квиты будем. И как же я раньше не додумалась, что за Зоськиных щенков можно кучу денег получить. И с Чарышева, и с Анцева! Не нужен ты мне теперь, Чарышев. В Горевске я тебе инвалидный дом организую, работай сиделкой всю жизнь, научись и ты прислуживать, как я когда-то в твоем доме. А за единственного внука ты мне все свое состояние передашь. Только бы все правильно спланировать и не продешевить».
Людмила не спала всю ночь, думала, планировала, прикидывала. Ворочалась в жаркой постели, вздыхала.
Она хорошо помнила планировку комнат, как особняка в Горевске, так и в Москве. А что там особенно помнить? Эти два дома, что братья-близнецы – мужики старались Зоське угодить, чтобы принцесса не утруждалась, и не путалась в расположении комнат. Сначала Горевск – зайти в дом совершенно не трудно и, главное, не опасно. Появиться надо неожиданно, во время завтрака. Перед Людмилиными глазами нарисовалась картина – все сидят за большим столом, Зоська на руках держит Ольгу. Они удивлены ее появлением, но продолжают сидеть, и спокойно ожидать развитие событий. Они все хлюпики, интеллигенты и им никогда в голову не придет, что Людмила пришла их убить.
Убить, но, как и чем? Если бы у нее оставался пистолет, то этот вопрос решился бы сам по себе. Три выстрела – и мучайся Чарышев всю оставшуюся жизнь. Но пистолета нет, а купить его нереально. Нет у Людмилы сейчас таких денег. Как разделаться сразу со всеми троими? А что, если… Да, конечно, это может быть кислота. Левона сейчас в городе нет, Людмила звонила ему, правда, он с ней разговаривать не стал, но успел сообщить, что он надолго застрял в другом городе. Значит, за столом вместе с женщинами будет один только Чарышев. А это все меняет. Людмила успеет плеснуть кислотой по очереди каждой в лицо и пока растерянный Чарышев, будет суетиться, и ахать вокруг своих любимых женщин, она совершенно спокойно уйдет из дома. Да и вообще уедет из города.