Праздничный коридор. Книга 3

«Кого они так боятся? – изумилась Людмила, – раньше Зоська не была такой трусихой. А сейчас – окружила себя и детей вооруженной охраной со всех сторон. А может их угроза – это Саша? Не зря он прячется под чужим именем и каждый вечер что-то высматривает возле усадьбы. Кто же у них болен? Конечно, не Чарышев. Если бы Чарышев болел, то его японка не бегала бы вслед за Зоськой, а сидела возле него. Дети здоровы, значит, остается только Анцев. На здоровье он никогда не жаловался, что-то с ним произошло неординарное. А может он тот самый московский банкир, которого подстрелил неизвестный? Я даже догадываюсь, кем мог быть этот неизвестный. Только Саша, поэтому он и скрывается. А Зоська-то как располнела, видно даже невооруженным глазом. И одета соответственно, чтобы спрятать живот. Она снова беременна. Поэтому и Чарышева суетится возле нее. Саша тоже рассмотрел ее беременность, не зря вернулся из деревни мрачнее тучи. Бегает за ней, бегает, а она снова ждет ребенка от своего Анцева. А я, как же я раньше не рассмотрела Сашу? Не отдам его Зоське – он мне самой нужен. Кажется, я впервые в своей жизни влюбилась. В Сашу! А мне нельзя любить. Так доктор сказала, но я сама решу, любить мне или нет. Саша тоже не живет, а мучается на этой земле, поэтому ему легко будет с жизнью расставаться. Сначала мы любить будем друг друга до безумия, а потом умрем вместе. Так будет справедливо. Если он захочет, чтобы я ему помогла с Зоськой разобраться, то я сделаю все возможное, чтобы он отомстил этой поганке и успокоился в моей постели. Олюшку вот только жалко, без вины ребенок может пострадать. Хотя какое мне дело до Зоськиной дочки. Олюшка колдуньей растет, а колдунов раньше сжигали заживо на костре. Как Саша решит, так и будет. Не мне Зоськину семью жалеть. Тоже мне королевна! Достанем мы тебя, обязательно достанем. И охрана тебя не спасет. Детей ты наплодила, это и есть та брешь, через которую тебя будет очень легко достать. А нам с Сашей терять больше нечего – наши часы уже запущены на обратный отсчет. Саша, правда, об этом пока не знает. Всему свое время – оно наступит, и он все узнает».

Вечером Людмила снова не дождалась Сашу. Вечерние новости по телевизору она смотрела одна, за накрытым на две персоны столом.

Молодая курносая дикторша захлебывалась от восторга – в области наступала полная демократия, свобода мыслей и слова. И все это получено из рук первой леди области – Зоськи Чарышевой.

Бывший мэр города Горевска господин Латушкин отстранен от должности, и против него, по факту хищения бюджетных денег на личные нужды, возбуждено уголовное дело.

Вместе с ним за доказанные откаты в крупных суммах уволены другие должностные лица. И все они к своей преступной деятельности привлекли своих взрослых детей. Сами воровали и детей заставляли. Вот, что деньги делают – все казалось, что мало украл, пусть еще сын или дочь оторвут по хорошему куску. Семьями отправились в следственные изоляторы.

Рубит новый губернатор с плеча! Не боится Зоська, что все «бывшие» и настоящие из их компании объединятся против нее, и ее саму отошлют куда-нибудь в Сибирь, на лесозаготовки. А вот и она сама – на каком-то семинаре, рядом с президентом. Рассматривают новую линию по производству овощных консервов. Президент проводил Зоську до машины и что-то сказал Дарье Никаноровне – та рассмеялась.

А Зоська даже не улыбнулась – серьезная и хмурая. Конечно, это Анцева подстрелили, и сейчас он здесь, в новой Зоськиной усадьбе. Вот, Зоська и переживает.

Людмила налила себе в бокал водку и произнесла тост:

– Да сдохните вы все!

Залпом выпила все, до последней капли, и горько заплакала. Нет, не себя она жалела и свою загубленную жизнь. Плакала она по Саше – снова где-то бродит возле Зоськиных окон, забыл, что его здесь ждут, любят и обогреют.

Саша появился на хуторе только к утру. Не заходя в свой дом, сразу постучал в Людмилино окно. И это был хороший признак – начинает привыкать к домашнему уюту и женскому вниманию. Людмила, ничего не спрашивая, проводила его в гостиную, а сама стала поспешно собирать на стол.

Саша прихлебывал посиневшими от холода губами горячий чай и жаловался Людмиле на свою неустроенность и одиночество:

– Понимаешь, Люда, – сбивчиво и горячо доказывал Саша, возможно, даже вовсе и не Людмиле, а самому себе, – я все институтские годы дружил с Зоськой, а досталась она моему отцу. Ты, Люда, веришь в дружбу между мужчиной и женщиной?

– Нет, не верю, – уверенно ответила Людмила, – таковой не бывает. Один из двоих обязательно при ближайшем рассмотрении оказывается неудачником. Слово есть такое, только я его забыла.

– Лузер, что ли? – спросил Саша.

– Да, наверное. Лузером в любви. Когда нет любви, то такой человек пытается подменить ее дружбой. Кто из вас двоих страдал от неразделенной любви?