Праздник Дрейка

Раньше я думала, это не стоит ему никаких усилий. Теперь видела – стоит. Каких-то его собственных, Комиссионерских, видимых мне лишь по вздрагивающим векам спящей на постели пожилой женщины. Щека Матвеевны под пальцами Джона изредка подергивалась, приоткрывался, бывало, рот. Она не переворачивалась и не шевелилась, лишь изредка стонала во сне – шел процесс подмены памяти.

Я сидела на стуле у противоположной стены.

Он брал меня теперь с собой всякий раз, когда приходил к ней. Поначалу я сама попросила его об этом, далее Сиблинг стал заезжать за мной без слов. Мы странным образом стали на время «лечения» бабушкиной соседки командой. Хотя, если быть честной, я была заместителю Дрейка не нужна: он все мог сделать сам. И все же мы вместе в ее квартире в четвертый раз.

Пока Сиблинг кропотливо «чинил» чужую память, я занималась своей игрушкой – девочкой на шаре. Благодаря тому времени, которое я молчаливо проводила рядом с Джоном, она уже научилась шагать; земной шар во время вращения обрел беззвучность, механизм заводился с одного оборота ключа. Правда, я никогда не заводила его в квартире Матвеевны, чтобы не отвлекать Джона посторонними звуками.

Вот и сейчас сидела тихо, любуясь результатом своих трудов, – мой подарок работал так ладно, будто только что сошел с конвейера. Не выходило только приладить палочку-столб, на конце которой я желала закрепить солнце. Что-то, похожее на фонарь. Проблема заключалась не в самой палочке, но в ее невидимости – у меня на этой задаче ломался мозг. Невидимым могло быть стекло (хорошо, относительно видимым), но оно было хрупким. Пластик? Пластик некрасиво, да и непрочно. Плюс полностью прозрачных его полимеров я не встречала. Невидимая нить? Невидимое небьющееся стекло? Топорщились ненужные, мешающие воплотить задумку, убеждения. Совершенно не к месту копошились мысли о человеке-невидимке, фантастике, о том, что будет, если провести по месту, где крепится планка, пальцем? Он снесет ее, как мачту? Или встретит на пути преграду? Или сразу насквозь? Только что же это должен быть за материал, если сразу насквозь? … Иногда для того, чтобы соткать новое убеждение, нужно, оказывается, разрушить десяток старых.

Джон сидел на стуле. По большей части он просто смотрел на пациентку, иногда закрывал глаза, реже делал пассы руками над морщинистым лицом. А я гадала: «Вот она лежит здесь уже которые сутки. Без еды, без воды… А пролежни?»

В этот момент на меня укоризненно взглянул Сиблинг – я опять думала слишком громко. И под его взглядом стушевалась. Ну да, конечно, эти странные создания в серебристой одежде, которых мы ошибочно считали людьми, во время апокалипсиса «Мистерия» сумели уложить в инкубаторы все население Уровней. Чтобы спасти. Неужели сейчас Джон не позаботился бы о том, чтобы Матвеевне не нужна была пища, и о том, чтобы на ее теле не возникали пролежни? Наверняка он учел все физиологические факторы задолго до того, как я о них подумала.

Пришлось тему Матвеевны, чтобы не мешать чужой работе, выбросить из головы. Вернуться к девочке – итак, как же приладить невидимый столб?

Пара минут тщетных усилий увенчались полной расфокусировкой внимания. Я думала не так, не туда, я упускала простоту. Именнопростоту. Чем что-то сложнее, тем оно неправильнее. Значит, нужно будет отыскать иной подход.

Интересно, у всех ли готовы подарки? До праздника осталось всего два дня – чудесное будет событие.

Сообразив, что прямо сейчас у меня со столбом ничего не выйдет, я бережно опустила девочку в карман, вытянула ноги, оперлась затылком о стену и прикрыла глаза. В присутствии Джона – наверное, благодаря его спокойной сфокусированной ауре, – отлично медитировалось. Или просто думалось.

Меган, я точно знала, делала фильм. Она снимала поздравления от всех участников, просто моменты их жизни и монтировала видео. Не знаю, сама или с чьей-то помощью. Почему фильм, объяснила просто: «Дрейк ведь должен понимать ценность момента. Сейчас мы такие, завтра или через год будем иными. Здорово будет запомнить нас сегодня…» В её словах была и логика, и трогательность. Верно. Когда-то мы все станем другими, а пленка сохранит память.

Шерин, я знаю, крайне смущалась от собственной идеи. Все спрашивала меня: «Наверное, она слишком дерзкая, как думаешь?» А какими еще должны быть идеи – примитивными, невнятными, тусклыми? Конечно же дерзкими. И лично мне очень нравились новые эскизы Реакторной формы для Комиссионеров. Пусть даже Дрейк никогда не воплотит ее в жизнь, здорово было видеть наброски более элегантных и стильных моделей штанов и курток. Халк вроде бы самолично крутил сигары. На днях он признался, что даже летал на какой-то остров за табачными листьями и курсом по «скрутке»: будут Дрейку и коробка, и ароматные «курительные палочки». И не важно, что Дрейк не курит, – важно, что мы дарим именно то, что желали бы получить сами. В конце концов, курит Джон…

Сиблинг опять на меня посмотрел.