Праздник лишних орлов

Редактор. Наш диалог, по сути, начался шесть лет назад, когда я готовила к публикации в журнале «Октябрь» ваш рассказ «Радуйся!» и почуяла в вас «своего» автора. Потом были «Индейские сказки», а теперь эта книга. Скажите честно, как на духу: сильно вас раздражало редакторское вмешательство в текст?

Автор. Напротив. Мне даже казалось иногда, что вы знаете мои тексты гораздо лучше и воспринимаете их глубже, чем я. После вашей работы с ними я, по правде говоря, не замечаю сокращений или изменений, и это меня удивляет и радует. Тогда меня посещает тщеславная мысль – может быть, я нередактируем? Ведь незаметным для меня образом мои опусы становятся лучше, я это чувствую.

Р. Ну, это нам просто повезло: единодушие с автором редактору выпадает нечасто. В большинстве случаев редактор – это существо, автором ненавидимое. За что, помилуйте? Редактор столь же страстно ищет своего автора, как пчела – пыльцы с единственного достойного ее усилий цветка. Да и автору, поверьте, от редактора порой может быть польза, даже если он Лев Николаевич Толстой. Помните, в «Войне и мире» княжна Марья, провожая Андрея Болконского на войну, надевает ему на шею серебряный образок, а после битвы при Аустер лице французские солдаты снимают с него тот же самый образок, но уже золотой? Мелочь, конечно, а редактор обязан был отследить… не в укор Павлу Ивановичу Бирюкову будь сказано.

А. И как же пчела находит свой цветок, а редактор – своего автора? На основании каких факторов вы его распознаете? Что задевает вас, ведь перед вашим взглядом проходит множество текстов?

Р. С пчелой это я, похоже, погорячилась. Пчеле-то, наверное, все цветы кажутся одинаковыми. Не сильна в биологии, увы. А редактор, профессиональный читатель, при всех навыках и опыте все равно выбирает сердцем. Почему вы, скажем, любите Моэма и не любите Фицджеральда? Почему я люблю Диккенса и не люблю Льва Толстого? (Чувствую при этих словах, как меня пронзают огненные стрелы громовержца Павла Басинского.) Бывает, прекрасно сделанная, мастеровито написанная проза оставляет тебя равнодушной, а другая, казалось бы, незамысловатая, без художественных завитушек, подцепит под ребро и тянет за собой, в свою глубину, в свою простую правду. О факторах тут как-то не задумываешься.

Но давайте вернемся к основной теме нашей беседы. Хоть и принято считать, что за писателя говорит его текст, у читателя, даже профессионального, всегда возникают к автору вопросы. От самых банальных: каковы жизненные истоки вашего творчества? – до глобальных, каким вы видите свое место в контексте «северной» прозы, например.

А. Странное слово «творчество», опасаюсь его. Меня веселит, когда человек говорит о себе: «Я и мое творчество». Мне кажется, не нужно к себе относиться слишком серьезно. Главное в моих рассказах, чтобы я сам, читая, понимал, что это именно то, что я хотел сказать. Да и что такое творчество? Я вот печки строю – знаете, какое творчество! Интересное дело, и люди благодарны, сделаешь им тепло и красиво, и они тебе в ответ: «Смотрю – и глаза мои радуются». Одна женщина, когда мы ей печь слепили и затопили, обняла ее и заплакала. Намучилась, говорит, мерзнуть и дым глотать со старой печью.

А уж слово «истоки»! Надеюсь, вы пошутили?.. Мне писать нравилось еще в детстве. И я даже помню, как начал писать. Ехал в фургоне грузовика зимой по лесу. В машине нашел какую-то старую общую тетрадку и начал описывать зимний лес, какие-то свои воспоминания записал. Когда засел за свою первую книжку, были уже своего рода заготовки. Эпизоды из жизни, люди, которые меня удивили, впечатлили. В них нет ничего героического, мне нравятся, наоборот, истории из самой обычной жизни.

Р. Но ведь известность вам принесла военная проза?

А. Не знаю, о какой известности вы говорите, Аня, но это плохая известность. Война дурно пахнет. Я устал не только писать, но и читать про войну. Пусть это выгодная тема, но это слишком тяжело для нормальных людей. Говорить о войне – только очки себе набирать. Я писал о ней, наверное, потому, что нужно было выговориться. А теперь хватит. Мне скорее интересно то, какие перемены происходят с человеком в экстремальных ситуациях, вой на тоже упоминается краем, но это уже другое. Мне важно, о чем думают и как себя ощущают мои близкие или интересные мне люди, ощущение себя как мыслящего существа. Что для них хорошо, что плохо, и для чего вся эта суета. Я не люблю выдумывать, я всегда должен точно знать, о чем пишу, сам обязательно пережить. Только тогда вещи получаются настоящими. А если пытаюсь что-то выдумать, результат плачевный.

Р. Похоже, мы все-таки начали подбираться к истокам творчества. Расскажите о себе, Саша. Офицер спецназа, печник и писатель – гремучий коктейль.