Праздник любящих сердец

Дворец был открыт и сиял яркими огнями. Окружавшие его сады купались в иллюминации, и всюду гуляли гости. Порядочность и благочестие во плоти. Сегодняшнее мероприятие отнюдь не походило на мерзкие вечеринки, проводимые отцом втайне от посторонних глаз. Вовсе нет. Сие была демонстрация богатства и добродетели. И только если вы знали короля — действительно, по-настоящему знали, — то могли уловить зловоние мерзости и фальши. Мерзость заключалась в том, что отец его нередко спал с женами своих друзей. Что брак не являлся той преградой, которую нельзя было бы разрушить распутством этих людей. Но все это вы увидели бы, лишь копнув поглубже, а обычным гостям это было невдомек. Они просто наслаждались роскошью вечеринки, не задумываясь о грязи, скрываемой ослепительным блеском.

Но когда Винченцо и Элоиза ступили в бальный зал, по комнате пробежал ропот. Винченцо сразу понял: его вчерашние заявления перед прессой сделали свое дело. Большинство смотрели новости, а до тех, кто не смотрел, дошли слухи.

И вот перед ними он. И она. Яркий символ правды. Они вместе, и расплата близка.

— Они все знают, — заметил Винченцо. — Явились выяснить, что будет дальше.

— Невероятно, что твой отец позволил тебе присутствовать на балу, — заметила Элоиза.

— Иначе не мог. Прогнав меня, он породил бы еще больше сплетен. А скандал и так уже вышел из-под его контроля. Лишнее давление ему сейчас ни к чему.

— Но ты окажешь давление? — спросила Элоиза.

— Непременно, — ответил Винченцо. — Но для начала потанцуем.

Он повел ее к центру комнаты и прижал к себе ее роскошное тело. На миг он забыл, где они находятся. Забыл, зачем они здесь. Все взоры были устремлены только на них. Взгляды, полные любопытства. Но ему не было до них никакого дела. Ибо единственным его желанием было держать Элоизу в своих объятиях. Чувствовать руками ее нежную кожу. Она превратилась в символ его отмщения. Всего, что происходило здесь и сейчас. И отомстить ему больше всего хотелось именно за нее. Даже больше, чем за страдания матери. Глядя в ее ангельское лицо, он не мог объяснить себе, почему именно она стала его движущей силой. Но это так. Она была превыше всего. Была всем. Элоиза.

Желание владеть ею бурлило в его венах. И на миг он задумался, не испытывал ли его отец похожих чувств? Винченцо никогда не жаждал одной конкретной женщины. Он любил женщин самых разных форм и телосложений. Но никогда прежде он не был одержим одной-единственной. И вот это случилось. Он одержим Элоизой. И это превыше всего остального. Превыше желания отомстить. Превыше следующего вздоха.

Винченцо провел пальцем по ее щеке и почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения. Он склонил голову, почти касаясь ее.

— Ты прекрасна, — сказал он.

— Я чувствую себя прекрасной.

И это не казалось ей глупым. Ведь столько раз она говорила, что опасается этого, не ожидает, что ее тело может вызвать такую реакцию. А он видел лишь прекрасную женщину. Видел лишь красоту. Но также видел, что ее мнение о себе самой имело значение. Ее мнение о собственном теле. И это было для него важно. Еще одно постороннее чувство. Думать в этом ключе о ком-то другом. Слишком долго его разум был занят мыслями о правосудии. И вот теперь он думал о ее чувствах. Совершенно новое для него ощущение.

Однако называть его просто новшеством не поворачивался язык. Оно причиняло ему боль, жгло ему грудь, как дикий огонь.

Винченцо глянул через плечо и увидел своего отца. Тот наблюдал. Даже король смотрел на них. Отлично. Винченцо очень надеялся, что его отец опасается всего, что последует за танцем. Взгляд отца вернул его к мыслям о главном. О мести. Именно в этот момент он решил склонить голову и коснуться губ Элоизы. Их рты сомкнулись, и он ощутил ее дыхание. Его сладость… Аромат розы на ветру. Он вдохнул этот прекрасный запах всего на мгновение, и он будто бы стал откровением. Что все возможно, когда его рот соприкасался с ее прекрасными нежными губами. Возможным казалось все. Включая и их самих.

Затем поцелуй окончился, и все ушло. Осталась память, подобная сну. Остался сам Винченцо, и все, что он обязан был сейчас сделать.

— Пора, — произнес он.

Он оставил Элоизу и направился прямо к отцу.

— Поздравляю, — сказал он. — С годовщиной царствования великой династии Моретти. Ведь именно это мы сегодня празднуем, не так ли?

— Потому я и не мог оставить тебя за порогом, — ответил король.

— Какая трагедия для тебя, — произнес Винченцо, чувствуя на своих губах жестокую ухмылку. — Но мне кажется, то, что я намерен сказать о семье Моретти, будет интересно всем присутствующим здесь гостям.

С этими словами Винченцо повернулся, и все голоса в бальном зале немедленно стихли. Речь Винченцо отнюдь не походила на крик безумного уличного проповедника. Он говорил спокойно и с авторитетом.