Праздник любящих сердец

— Я бы ни за что не сказал тебе, что твое тело создано для секса, учитывая, сколько всего ты достигла. И все же мне кажется, что секс… со мной — одно из главных твоих предназначений.

По идее это не должно было казаться ей комплиментом, но казалось. Она остановилась и положила руку на его грудь.

— Только если ты признаешь, что твое тело решительным образом создано для секса. Особенно со мной.

Улыбка тронула его губы. Ее сердце екнуло. Как часто этот мужчина улыбался? Крайне редко. Скорее никогда.

Она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Медленно. Возбуждение в ней нарастало по мере того, как она обнажала его грудь. Утром, когда Винченцо вошел в комнату с обнаженным торсом и преподал ей урок танца, он был великолепен. Но сейчас… Он был невероятно сексуален. Они оба не могли больше ждать. Она провела руками по его могучей груди, по животу, затем ладони ее скользнули к его плечам, и она сбросила на пол его рубашку и пиджак. Он был великолепен. Стоял перед ней в черных брюках, с полностью обнаженным атлетичным торсом. Идеал физической формы в традиционном смысле этого слова. Мужчина, словно вытесанный из камня, а не из плоти, но горячий на ощупь. И она не могла отрицать, что каждый дюйм его тела был воплощением мужественности.

У нее слюнки потекли. Еще утром ей хотелось лизнуть его, и теперь она это сделает. Она склонилась, нежно поцеловала его грудь. Затем коснулась языком его кожи, облизала сосок. После чего двинулась выше, к шее, и тихонько укусила его за скулу.

Винченцо обхватил ее, взяв за руки и заведя их за спину.

— Шалунья, — сказал он.

— Возможно.

Элоиза будто стала другой. А может, и нет? Она чувствовала себя раскрепощенной, хоть Винченцо и держал ее в плену своих объятий. Ей подумалось, каково это — жить, не зная груза прошлого. Не быть угнетенной и жить исключительно в мире фантазий. Сейчас она ощущала правильность всего, что происходит. Свободу. Она была свободной.

Винченцо целовал ее, не отпуская рук. А затем подхватил и отнес в свою спальню. Он усадил ее в центр кровати и, поддев пальцем ее трусики, мгновенно стянул их. Затем поочередно расстегнул ей туфли и бросил их на пол.

— Откинься на подушки! — велел он. — И раздвинь ноги.

На миг Элоиза смутилась, потому что команда была очень откровенной, а такая откровенность была ей прежде неведома.

— Раздвинь их, — повторил он, она подчинилась и легла на подушки у спинки кровати.

Она раздвинула бедра, хоть ей и казалось, будто невидимый магнит пытается заставить ее сдвинуть их. Прикрыться. Одно дело — стоять перед ним обнаженной, словно муза на картине художника, и совсем другое — совершать нечто, столь откровенно сексуальное. Чего не увидишь, гуляя по музею.

И все же она это сделала. И стоило ей заметить, какой эффект это произвело на него — увидеть его твердую плоть, возбужденно восставшую под тканью его брюк, — ее смущение тут же улетучилось. Рука ее непроизвольно двинулась вниз. К центру ее влажного лона.

— Черт возьми, Элоиза, — проговорил Винченцо. — Это будет быстрее, чем мне бы того хотелось.

— У нас вся ночь впереди, — возразила она.

Ее дыхание учащалось по мере того, как нарастало возбуждение. Желание принадлежать ему стало нестерпимо.

— Да, — согласился Винченцо.

Он сбросил с себя обувь и снял носки. Затем расстегнул ремень, и его брюки скользнули вниз по крепким бедрам. Его прекрасное мужественное тело предстало перед ней. Элоиза выгнулась на кровати, изнемогая от желания. Она не могла больше ждать. Его губы тронула легкая улыбка. Он обхватил ладонью свою возбужденную плоть, сжав ее. Затем опустился на кровать, обнял Элоизу, притянул к себе и страстно поцеловал. Он отвел ее руку, прикрывавшую лоно и прижал вместо нее головку своего мужского естества.

— Умоляю! — прошептала она.

— Подожди, — проговорил он.

Винченцо двинулся ниже, целуя ее груди, по очереди уделив внимание обоим соскам. Затем перешел дальше, к животу. И так до тех пор, пока лицо его не оказалось в нескольких дюймах от самой сокровенной части ее тела. Он шире раздвинул ее бедра и принялся ласкать ее языком. Сейчас он не проявлял деликатности, а был напорист. Наконец, его губы прильнули к той, самой чувствительной точке ее тела, и он стал ритмично посасывать бугорок — средоточие сладостного желания.

Элоиза вскрикнула. Оргазм накрыл ее огромной волной. Бесконечной, всепоглощающей. И когда Винченцо снова склонился над ней и поцеловал ее, дав губами ощутить вкус собственной страсти, в ней не было больше страха. Только желание. Желание принадлежать ему, не покидавшее ее все эти годы.

Этот мужчина всегда казался ей потерянной частью собственной души. Оставить его — означало потерять себя. Но сейчас он был здесь. Снова между ее бедер. И его твердая плоть проникала в ее пылающее желанием тело.