Праздник на выезде

Решение все это время находилось прямо здесь, под носом, на стеллажах, уставленных провиантом.

– Мне часто это говорят, – без ложной скромности ухмыльнулся Рудаков, но Алина его уже не слушала.

Она сбросила с садового столика, который без дела пылился в углу, всякое барахло, отыскала на полке большую пачку муки и пищевой краситель. Видно, Вета любила печь, и это спасло ситуацию.

– Вы, – Алина повернулась к Лео, – найдите мне шарик. Обычный новый шарик. Желательно непрозрачный. Чем темнее, тем лучше. Ты, – обратилась она к Глебу, – ищи большую миску. Я буду красить муку.

Что ни говори, а командная работа всегда приносит плоды. В особенности если у нее есть четкая цель, и цель эта – порадовать беременную женщину. И когда Алина смотрела, какой надеждой светится лицо Веты перед тем, как лопнуть заветный шарик, с каким старанием Лео Мякинен изображает удивление при виде облака розовой муки, она твердо пообещала себе, что когда-нибудь обязательно станет матерью. И еще – что обязательно устроит себе такую же гендер-пати. Только организаторов наймет таких, чтобы ничего не испортили.

– Ур-р-ра! – кричал Лео, обнимая свою жену.

– Ур-р-ра! – вторили ему гости, щелкая камерами смартфонов.

– А-а-а! – заорала вдруг Лиза, и все вокруг медленно расступились.

Будущая мамочка двойни схватилась за живот, неуклюже встала с насиженного дивана. Что-то хлюпнуло в тишине – и на пол полилась вода.

Глава 15

Катафалк Илоны Ивановны, вероятно, повидал на своем веку много смертей, но вот рождение новой жизни – вряд ли. Глеб же надеялся, что его знакомство с таинством появления человека произойдет не сегодня. Или, в идеале, вообще не произойдет.

Рудаков гнал в ближайшую клинику, сжимая мокрыми ладонями руль, и жалел, боже, как он жалел, что Илона Ивановна не поставила перегородку между передним сиденьем и отсеком для гробов. Ну почему среди десятков гостей не нашлось других желающих отвезти женщину в роддом? И почему вдруг Лиза вцепилась мертвой хваткой в Алину, умоляя не оставлять ее? Хорошо, что Настя согласилась поехать с ними. Плохо только, что она не села рядом с ним, ему ведь тоже требовалась поддержка.

Странно все это было. Ненормально как-то. Хотя чему удивляться? В последнее время жизнь Глеба перестала быть нормальной, нравилось ему это или нет.

– Откуда я знаю, какое у нее раскрытие, мам? – орала Алина в трубку телефона не столько от злости, сколько от боли: Лиза ни на секунду не отпускала ее руку.

Глеб вздохнул. Жалко, что нельзя зажмурить уши. С другой стороны, он вот вечно раздражался на своих родителей, но Алине-то не повезло явно больше. Мама– гинеколог – вот где кошмар! Нет, профессии-то, конечно, всякие нужны и важны, но какие же она байки с работы травит по вечерам за столом?

– Каждые две минуты, – отчитывалась Алина матери. – Да проверю я, сейчас проверю! Насть, не подвинешься? Давай мне сюда ее ноги… – За спиной Глеба раздалась подозрительная возня, и Лиза снова испустила рев белуги.

Да за что же Глебу такие мучения? Как бы так незаметно оторвать зеркало заднего вида и вышвырнуть к чертям собачьим в окно, чтобы не видеть всего, что творится сзади?

– Лежи, лежи, я тут! – приговаривала Алина. – Ни у кого нет перчаток?

Риторический вопрос.

– У меня антисептик есть, сойдет? – подала голос Настя.

Сзади что-то зачавкало, и в воздухе запахло спиртом. Интересно, а если выпить немного антисептика, то, наверное, не умрешь? Вряд ли ведь менты с алкотестерами станут тормозить катафалк.

– Да, нащупала шейку матки. – Алина не щадила чувств окружающих. Вот кому нужны эти подробности? Могла бы просто сказать «есть» или «орел в гнезде». Или какие там еще есть эвфемизмы для половых органов.

У Глеба всегда было живое воображение. Таков он, побочный эффект гениальности. И сейчас, вместо того чтобы видеть перед собой серую ленту дороги, он в красках представил, что Алина по локоть запустила руку туда, откуда берутся дети, и нащупывает шею младенца. Закуски, наспех проглоченные с утра, возмущенно заворочались в желудке. Глеб сглотнул и приоткрыл окно, стараясь унять тошноту.

– Так, у меня влезает два… Нет, три пальца… Дыши, Лиза, не переставай дышать…

Да-да, дыши, Рудаков. Глубже. Представь, что перегородка все-таки есть. Ты здесь один, солнечный день прекрасен. Вон светофор, вон рекламный щит с овощами. Чудно! Думай о тыквах всяких, кабачках… Стоп, младенцы – они же как кабачки. То есть вот такая вот огромная фиговина вылезет у нее прямо оттуда?! Так, спокойно… Окно-то можно открыть и пошире.

– Что значит, суй глубже? Не хочу я… Твою мать… Да не тебе я! О’кей, прости, мам. Хорошо. О, четыре пальца! Черт… По ходу не все воды отошли. У кого-нибудь есть салфетки?

– У меня нет. – Настин голос звучал глухо. Кажется, и у нее поубавилось оптимизма. – Глеб, посмотри в бардачке!

– Может, сама? – Рудаков затормозил на светофоре и вытер тыльной стороной ладони мокрый лоб. Холодный пот аж в глаза стекал.

– Глеб! – хором рявкнули Алина и Настя.