Праздник покойной души

Совкин опешил и попытался втолковать бестолковой девице, что ни о каком ущербе речь идти не может. Подумаешь, дал машине в глаз! Вот если бы дал в глаз самой крале, тогда – да! Месяц с такой мордой на улицу не высунешься.

Красотка завизжала в трубку, что ее хотят убить. Ну что взять с истерички? Совкин плюнул, подал назад и покатил домой, перекрывая матом рев трактора.

Через час к нему приехала делегация на трех машинах. Официального приема не было. Неофициальный занял десять минут, после чего узнать тракториста родным и знакомым было проблематично. Он выглядел намного хуже, чем в последний раз, когда, упав с крыльца, расквасил физиономию о рядок кирпичей, украденных у соседей. Но хуже всего было условие о выплате упомянутых двух с половиной тысяч долларов в трехдневный срок.

На следующий день Вера Семеновна вытащила заначку, стараясь не думать о целях, на которые она копилась, и с десятью тысячами рублей кинулась в ноги владелице поврежденной иномарки, рассмешив ее этой суммой до колик в животе. Тем не менее красотка деньги взяла и милостиво (по-соседски) согласилась принять остальную сумму в рассрочку.

Через месяц с небольшим Совкин-старший умер. Официально – от сердечной недостаточности. Неофициально – от перепоя. Любимая женщина фирмача скостила долг на сумму материального ущерба, справедливо рассудив, что покойному Совкину лично она уже не судья. Оставшуюся сумму Вера рассчитывала возместить к наступлению лета. Как деньгами, так и работами в доме и на территории участка кредиторши.

– Вер, а почему Гриша не женится? Все-таки тридцать лет, – спросила я, предположительно зная ответ.

– Да как же жениться? Семью содержать надо. Вот подзаработаем немного… И потом… Ну не везет парню! В армии служил – невеста не дождалась, замуж выскочила. Выбирает-то все не по себе. Вот и Лиза тоже… Вы-то ее не знаете. Она сиделкой у Людмилы Станиславовны работала, за ее матерью Антониной Генриховной, царствие ей небесное, ухаживала. Ничего не могу сказать, девушка приветливая, уважительная. Не то чтобы красавица, но хорошенькая. Одевалась всегда со вкусом. Вещи на ней все такие… Чувствуется, дорогие. И образованная – медицинский институт закончила. Врач по специальности. И дальше учится. Квартира у нее где-то далеко за городом. Она у нее там то ли пустует, то ли сдается… А здесь, в Москве, Елизавета Сергеевна живет у того, у кого за родственниками ухаживает. Деньги большие получает. Гриша и сам понимает, что не пара ей. Ничего… Как-нибудь переболеет…

– Да мы его женим без проблем! – живо включилась в разговор молчавшая до этого момента Наташка. – Пока на больничной койке отдыхает, устроим конкурсный отбор кандидатуры невесты. Такую найдем, что мигом про свою Лизавету забудет.

– Кажется, я эту Лизавету на похоронах Эдика видела. – Прозвучало это у меня не очень уверенно. Девица стояла ко мне спиной. – Высокая такая, стройная… Волосы у нее светлые…

– Наверное, это Лиза и была, – сразу подхватила Вера. – Волосы у нее очень красивые. Длинные, вьющиеся. Правда, она их все время в узел на затылке скручивает.

– А она после смерти Антонины Генриховны заезжала к Людмиле?

– А как же, не один раз. Даже ночевала. Жалела ее… Гришка мой все бегал туда, предлагал что-то отремонтировать. Потом я ее долго не видела. Может, и приезжала, да мы не заметили. Сейчас темнеет-то рано.

– Верунчик, мне не очень удобно спрашивать, но в прошлый раз ты обмолвилась, что дом Людмилы Станиславовны «нехороший». Что ты имела в виду?

Вера рассмеялась:

– Ляпнула вам в сердцах. Сказки все это стариковские, скорее всего. Хотя не зря ведь говорят: «Сказка ложь, да в ней намек…» Я еще от своей бабушки слышала, что на месте нынешнего дома Дашковских до революции была усадьба обрусевшего немецкого графа. Точно фамилию не помню, что-то похожее на «Киллера»…

– Келлер, – машинально поправила я и, обругав себя за вмешательство, добавила: – Наверное.