Праздник Весны

— Нѣтъ, Виланъ. Пойдемъ, я покажу тебѣ женщинъ съ сѣвера. Онѣ красивы, и у нихъ такія-же свѣтлыя, чистыя души, какъ тотъ снѣгъ, среди котораго онѣ живутъ. Не спорь. Ты увидишь, что такъ будетъ лучше.

23

Павелъ чувствовалъ себя утомленнымъ. Кто-то подалъ ему стаканъ освѣжающаго напитка. Онъ жадно выпилъ и пошелъ дальше, стараясь выбраться туда, гдѣ не такъ людно. Съ другимъ старикомъ и съ мальчикомъ онъ разстался уже давно.

Въ самой глубинѣ храма онъ попалъ во что-то вродѣ тѣснаго коридора, сжатаго огромными каменными колоннами, гдѣ было не такъ свѣтло и совсѣмъ пустынно. Тамъ онъ прислонился спиною къ одной изъ колоннъ и отдыхалъ. И простоялъ уже такъ очень долго, когда, наконецъ, замѣтилъ, что въ коридорѣ есть еще одинъ человѣкъ.

Это былъ Кредо, писатель. Онъ сидѣлъ совсѣмъ неподвижно и смотрѣлъ внимательно въ одну точку, какъ будто читалъ что-то въ невидимой книгѣ.

Павелъ подошелъ къ нему поближе и сказалъ:

— Ты принесъ съ собою свое лѣсное безмолвіе. Тамъ, въ толпѣ, шопотъ сотенъ голосовъ слился въ одинъ сплошной шумъ, отъ котораго я немножко отвыкъ за послѣднее время. А здѣсь такъ тихо, такъ тихо… Я думалъ, что здѣсь никого нѣтъ.

Кредо поднялъ кверху свое лицо, чтобы видѣть Павла, но задумчивость все еще пряталась въ его глазахъ. И онъ сказалъ не Павлу, а кому-то другому, съ кѣмъ вмѣстѣ былъ въ своихъ мысляхъ:

— Да, тамъ сотни голосовъ. Люди входятъ туда, и ихъ души наполняются вѣрой и любовью. Тамъ они вступаютъ подъ покровъ тайны, — потому что тайна — все, что прекрасно. И вотъ, я прислушиваюсь къ отголоскамъ ихъ говора и думаю о старыхъ временахъ. Прежде люди не умѣли вѣрить. Они только молились. Теперь они не молятся, но они вѣрятъ. Богъ въ мірѣ много разъ умиралъ и съ каждымъ воскресеніемъ изъ мертвыхъ становился все лучше. Его воплощенія — какъ ступени лѣстницы къ совершенству.

— Мы не видимъ еще вершины этой лѣстницы, — сказалъ Павелъ.

— Да, конечно. И мы никогда не увидимъ ее. Какъ никогда не увидятъ нашей жизни прежніе люди. Ты старъ, Павелъ. Сегодня я видѣлъ тебя вмѣстѣ съ другими стариками, и тамъ, подъ солнцемъ, вы были, какъ бѣлое пятно дряхлости. Ты старъ. Скажи мнѣ, ты не боишься смерти?

— Нѣтъ, — какъ и всякій изъ насъ. Мы уже достаточно пожили и устали. Наше дѣло сдѣлано. Мы не боимся.

— Я еще молодъ, Павелъ, но я боюсь. Этотъ страхъ стережетъ меня всюду. Тамъ, въ лѣсу, у постели Гала, и здѣсь, гдѣ все говоритъ только о жизни. Я знаю, что ты найдешь причину. Ты скажешь, что я долго рылся въ старыхъ книгахъ и моя душа сжилась съ тѣмъ, что умерло. Правда. Отъ всѣхъ моихъ мыслей, какъ будто, тянутся нити въ далекое прошлое. И, когда я пытаюсь оборвать ихъ, мнѣ больно. Вотъ теперь, когда я стоялъ передъ Весной, мое сердце наполнилось тревогой. Я видѣлъ вокругъ себя много людей и они казались мнѣ слишкомъ беззаботными и слишкомъ веселыми. Да, да, жизнь сдѣлалась почти игрой. И теперь люди забываютъ о томъ, что ихъ личное существованіе — ничто, призракъ. Они слились въ одномъ общемъ. Они вошли въ своего Бога. Можетъ быть, это хорошо. Но развѣ мы, дѣйствительно побѣдили смерть? Я вижу, она витаетъ даже и здѣсь, невидимая, но грозная и терпѣливо ждетъ своего праздника. И ея праздникъ — въ каждомъ сердцѣ, которое перестаетъ биться… Не потому-ли человѣкъ пересталъ бояться смерти, что сдѣлался слишкомъ ничтожнымъ во всей своей радости?

— Ты думаешь, что душа прежнихъ людей была сложнѣе?

— Да, они были жестоки, какъ звѣри, грубы и не чутки. Ихъ глаза всегда смотрѣли жадно и зубы скрипѣли отъ злобы. Но въ ихъ душахъ хранились тайныя, неизвѣданныя глубины. Ихъ души были многообразны и перемѣнчивы, какъ игра солнечнаго свѣта. И я люблю ихъ. Я тоскую объ нихъ. Ваши цѣльныя, прозрачныя души меня не удовлетворяютъ.

Павелъ опустился на гладко отполированный камень, рядомъ съ Кредо. Провелъ своей сухощавой рукой по серебру бороды, отъ лица до пояса.

— Я помню, что когда то, въ дни моего дѣтства, такіе люди, какъ ты, встрѣчались еще чаще, чѣмъ теперь. Тогда они соединились даже въ цѣлую толпу и вмѣстѣ кричали: назадъ! Но ихъ желаніе было только, какъ легкое облачко дыма, которое сейчасъ же разсѣялось. Ни въ чьемъ сердце больше не нашли они отклика. И когда я опять встрѣтилъ ихъ, много лѣтъ спустя, я не могъ отличить ихъ отъ обыкновенныхъ людей, съ обычными мыслями и чувствами. Они познавали нашу жизнь и такъ же, какъ мы, слились съ богомъ. Гдѣ твой богъ, Кредо?

— Я потерялъ его. Я потерялъ его въ пыли вѣковъ.

— Ты вернешься къ нему. Своей тоской ты не омрачаешь нашего праздника. И въ этой тоскѣ ты сотворишь многое, что будетъ нужно всѣмъ намъ и что будетъ красиво.

— Ахъ, только это…

И Кредо вздохнулъ.

24

Люди съ сѣвера. Они были веселы, какъ и всѣ другіе, но эта веселость горѣла въ нихъ словно подъ ледяной оболочкой, которая долго не могла растаять. Но когда она растаяла, люди съ сѣвера сдѣлались очень похожими на своихъ дѣтей, которыхъ они привезли вмѣстѣ съ собою.