Праздник Весны

Формика была уже у Павла. И Коро пошелъ туда же, послѣ того, какъ врачъ сказалъ ему, что его догадки еще слишкомъ смутны и, поэтому, онъ не можетъ сказать ничего опредѣленнаго.

64

Полдень. Солнце стоитъ высоко надъ каменнымъ гребнемъ горъ и знойный воздухъ струится внизу надъ полями. Но здѣсь, на высотѣ, этотъ зной смѣняется пріятнымъ тепломъ, почти прохладой. Окно въ комнатѣ Павла все еще открыто настежь, но угасающіе глаза старика смотрятъ теперь только на лица друзей, которые собрались вокругъ, чтобы принять послѣднее дыханіе. Смѣшались волосы Формики съ сѣдиной Лекса. Они двое — ближе всѣхъ.

Вдали, у самаго входа, прислонилась къ стѣнѣ каменная Мара. Абела выглядываетъ изъ за ея плеча, какъ ребенокъ, разсматривающій страшную картинку. Между Марой и двумя близкими — волны склоненныхъ головъ, тѣхъ головъ, въ которыя старый учитель вдохнулъ новыя мысли и новыя знанія.

Онъ уходитъ — но знаніе остается.

И самъ онъ теперь — только слабое, больное, безпомощное существо, которое прошло свой кругъ и возвращается къ темному началу.

— Поддержи меня немного, Формика. Моя голова лежитъ слишкомъ низко, а я хочу видѣть всѣхъ.

— И дрожитъ голова, уже не поддерживаемая омертвѣвшимъ тѣломъ, и дрожитъ взглядъ, скользя по склоненнымъ лицамъ.

— Такъ ты помнишь, Формика… Если случится ошибка въ послѣднемъ періодѣ вычисленій… Ты знаешь, гдѣ находятся документы для провѣрки. Тамъ есть одинъ важный пунктъ.

— Я помню, учитель

— Гдѣ же ты, Лексъ? Я не вижу. Мнѣ кажется, что уже темно. Я немножко опередилъ тебя, Лексъ. Не забудь увезти съ собой тѣ сочиненія, которыя я тебѣ передалъ. Они пригодятся для вашей библіотеки.

Онъ молчалъ нѣсколько минутъ и слышно было, какъ дыханіе съ трудомъ вырвалось изъ его груди. Легкое движеніе пробѣжало по лицу, — какъ будто хотѣлъ вспомнить еще что-то. Но сказалъ успокоенно:

— Теперь все.

Долго еще прислушивались въ напряженномъ мол-чаніи, хотѣли уловить вздохъ или шопотъ. Но грудь не поднималась больше и безкровныя губы не шевелились. И нельзя было уловить границы между жизнью и смертью. Изсякъ источникъ и не видно было, когда пролилась послѣдняя капля.

65

— Лія, успокой меня. Положи руки мнѣ на голову, какъ ты умѣешь. Успокой меня. Мнѣ тяжело.

Она привлекаетъ его къ себѣ, какъ своего ребенка, какъ сына, — который спитъ сейчасъ такой розовый и сытый.

— Ты — тихая, глубокая. Успокой меня.

И хочетъ, страстно хочетъ, чтобы такъ было, — чтобы пришелъ покой отъ этого радостнаго прикосновенія и смирился смятенный духъ.

— Помогу ли я, любимый?

Утонуть въ золотыхъ волосахъ и цѣловать ихъ, жечь страстью тѣло, — такой страстью, какой не знаетъ Лія. Можетъ быть, тогда только придетъ обновленіе убѣгутъ злые, уродливые призраки изъ сокровенныхъ уголковъ сердца? Нѣтъ не такъ. Не должно быть.

— Люблю тебя, Лія. Ты — свѣтъ мой.

— Я знаю и вѣрю. Любишь — и несчастливъ.

Руки гладятъ по волосамъ, прижимаютъ разгоряченное лицо къ высокой и, какъ будто, холодной груди. Но покой, долго жданный покой — не приходитъ. Чудится другая любовь, другія ласки — и звучный смѣхъ.

— Люблю тебя.

— Я вѣрю. Но довольно ли тебѣ моей любви?

Спрашиваетъ, — какъ задаетъ загадку. Такъ много загадокъ встало вокругъ за послѣдніе дни. Не разрѣшить ихъ. Тяжелыя загадки: давятъ камнемъ.

— Не только тихія радости нужны мнѣ, Лія. И не одно только наслажденіе, — наслажденіе творчества. И твоя любовь — какъ творчество. Они связаны вмѣстѣ и нѣтъ между ними границы, какъ между жизнью и смертью. А я — человѣкъ, и хочу бурнаго, свѣтлаго, золотого…

Лія молчитъ. И въ молчаніи онъ угадываетъ отвѣтъ

— Но что я безъ тебя, Лія? Я все тебѣ отдалъ и все взялъ у тебя. Развѣ одни тѣла наши соединились? Не тѣла, а все существо, всѣ помыслы, вся жизнь. Всегда буду съ тобой, только съ тобой.

— И будешь желать, какъ высшей радости, покоя, отдыха? Этого мало, Коро.

Гладятъ голову ласковыя руки. Тихо ползутъ минуты и убѣгаютъ часы. Случайный чужой голосъ возвращаетъ къ жизни.

— Развѣ ты не съ нами, Коро?

Это — Абела. Тревога, навѣянная видомъ смерти, давно уже сбѣжала съ ея лица. Свѣжимъ блескомъ блестятъ глаза и блестятъ росинки на влажной одеждѣ.

— Какой туманъ въ долинѣ. Поднялся теперь высоко, къ самымъ горамъ. Какъ будто облака спустились на землю, чтобы проводить Павла. Но развѣ ты не съ нами?

Коро колеблется, но читаетъ просьбу въ глазахъ Ліи:

— Иди.

И сейчасъ не можетъ не повиноваться ей. Сама Лія не можетъ уйти, потому-что ребенокъ скоро проснется

Выходитъ вдвоемъ съ Абелой и сырой туманъ охватываетъ ихъ съ ногъ до головы. Въ этомъ туманѣ двигаются люди, какъ прозрачныя тѣни. Трудно узнать своихъ близкихъ. Вотъ высокій Акро. А здѣсь— Формика. Вся закуталась въ плащъ. Кто-то разговариваетъ съ нею жалобнымъ страдающимъ голосомъ.

— Мнѣ очень холодно. Словно кусокъ льду лежитъ въ груди вмѣсто сердца, и отъ этого куска холодно, холодно…

— Это отъ тумана, Кредо. Онъ пронизываетъ до костей. Закутайся плотнѣе.