Когда настал момент клятвы, я сосредоточился настолько, насколько смог. Этот момент – как шаг из мира мертвых в мир живых. Ступаешь – и всё, обратная дорога если будет, то нескоро. Мы хором произнесли клятву, скрыв при этом свои грехи и ненужные желания. На другой стороне площади стояли старшеклассники. По команде они двинулись на нас, поздравили и повязали галстуки. Как так вышло? Мне никто не повязал галстук. Сердце заколотилось. Должно быть, это из-за большого греха и ложного стремления. Сколько мы так простояли, все в галстуках, а я без… Потом учительница заметила, что так вышло, крикнула на старшеклассников. Ч. подошел и, улыбаясь как обычно, повязал мне галстук цвета нашей крови. Теперь мы все едины – вы, мы, люди на картинках, люди подвигов и люди добра.
Когда вернулись домой, Арсений взял галстук, посмотрел сквозь него, потом передал мне. Объяснил, что так видится алый мир, и добавил, что, может, все это чушь, но красивая, а красивая чушь не хуже некрасивой правды.
Уроки политинформации были отдельной песней. Никто ничего не понимал. Надо было прерывать сон, приходить, сидеть с заплывшими глазами и слушать совершенно непонятные вещи. Мы оказались подшефными у класса Ч., поэтому они часто наведывались и излагали новости пионерской организации. Но Ч. ничего не излагал, молча смотрел на нас.
В том, что там рассказывалось, не чувствовалось ни правды, ни лжи. Казалось, они выдумали свою жизненность, не касающуюся моей. У пионера особая ответственность за существование. Это да. А остальное – как слепые движения на ощупь в густом тумане. Как и марширование в спортивном зале под одну и ту же музыку. Один раз нас всех туда согнали, поставили лицом к стенке и сказали топать на месте. Старшеклассники, Ч., девочка с глазами и остальные ходили по кругу с большим знаменем, а мы двигались без особого движения, чисто лицом к зеленой стене. Учитель физкультуры со свистком на шее тоже перемещался, махал рукой и объяснял, что главное – ритм.
Мы все изображали красноармейскую колесницу. Это репетиция спектакля для погибших в гражданской войне. Так подумалось.
Вскоре по школе прокатился слух, что пропал ученик, ушел из дома и не вернулся. Я даже не сразу понял, про кого это. Ч. пошел бродяжничать, нашли его спустя пару недель на стройке, под брезентом, голодного и грязного. Когда его вывели перед школьной комиссией и стали разбирать, он ни с кем не спорил, ответил лишь, что они лицемерят, делая вид, что о нем заботятся. А за эти две недели он встретил не только бабку с хохотуном, но и много кого еще.
Уже спустя шесть лет, когда мы приходили к нему на уроки медитации, я его спросил, куда он дел свой галстук. Ч. ответил, что сделал из него красную птицу. Она ожила и улетела к заре, увидела, что заря такого же цвета, как она сама, и решила соединиться со своими в нежном позднем огне.
Иногда просыпаюсь замотанным в одежду. Как будто ночью крутился по кругу, а одежда стояла на месте.
Этой ночью увидел: лежали две старушки, валетом, ноги к лицу, чуть скрючившись. Похожие на упакованных рыбок Подхихикивали. И над ними подскакивали еле заметные брызги-облачка. Подошел невзрачный человек и объяснил, что это демоны из них выпрыгивают и запрыгивают обратно. Бесноватые старушки встречают вечер.
Весь коридор залился зеленым светом.
Воздух около стен чуть плавился и давал изумрудный отблеск.
Мы сели неподалеку от входа, подальше от столовой. Возникло подозрение, что вся эта зелень – пленка на глазах и появилась она из-за запаха. То, что разные запахи имеют разные цвета, это естественно. От них мутит, глаза мокнут и окрашиваются.
Потолок – как небо в хвойном лесу, только едкое.
Прошлый раз удалось пронести Арсению пустые плотные листы и цветные мелки. И вот через десять дней он показывал, что нарисовал. В основном больница. Палаты, люди в белых одеждах, собранные в хороводы, узнаваемые места, зарешеченные окна. Узнавались и Сварщик, и Вагнер, и остальные обитатели. Мелкий гномик из соседней палаты, пискун, стройные медсестры и санитарка-хохотушка. Еще Моргун, персонаж из дальней палаты, вечно шатающийся по коридору. У него залысины, как у инженера, и нервный тик – закрывание глаз: резко жмурится, отпускает, ждет, снова жмурится. И видно, что не хочет, а лицо это делает за него.