Праздники

– На точке страхи выползают из болот, – продолжил Жора, – они ведь на болотах живут. Из болот выползут, на кладбище остановятся, со своими соединятся, и начнется свистопляска. Да всякие разные, с песнями даже иногда. Вот! – Жора остановился. – Подходим к точке. Там, около деревьев. Только громко не орите. Подошли, испугались, цивильно повернулись и побежали. Понятно? А орать не надо.

Пришедшие посмотрели друг на друга. Один, более решительный, сделал шаг в сторону деревьев. Гриша, еле сдерживая смех, последовал за ним. Жора остался стоять на дороге, махая рукой, чтоб те шли вперед. Гриша не отводил взгляда от решительного пришедшего, следил за его дрожащим телом. Приблизившись к точке, Гриша еще раз взглянул на Жору, потом на пришедших и чуть было не лишился всех чувств. Он понял, что тут есть кто-то еще. Тело пронзил раскаленный страх, глаза закрылись, голова закружилась. Ноги стали подгибаться, а потом, казалось, уходить вниз, затягивая в бездну. Пересилив себя, Гриша открыл рот и закричал так сильно, как только мог. Он бросился прочь по дороге, не помня никаких чувств, желая лишь одного – исчезнуть. Пришедшие закричали еще сильнее. Жора с привычной ухмылкой неторопливо пошагал им вслед.

– Ну ты выдал, – захохотал Жора. – Здорово! Не ожидал. Давай со мной работать вместе. Как ты заорал! Ты видел лица этих олухов? Молодец, Гришаня. Догадался ведь.

Гриша не ответил. Он не мог толком прийти в себя от случившегося, не мог понять, что же произошло на точке.

Жора сидел на скамейке недалеко от дома и листал местную газету.

– Раньше прогноз погоды нормально записывали. Скорость ветра, все как надо. Сейчас чепухи нагородят всякой, а от погоды ничего не останется. Трудно жить стало. Во, глянь. Через пару дней совсем пасмурно будет. Надо снова на точку идти. Пойдешь?

– Нет, – отрезал Гриша.

– А чего? Весело ведь. Хочешь, поделюсь доходом. Ладно, отдохни пока.

На следующий день местный участковый, бывший одноклассник Жоры по сельской школе, потревожил утренние сны. Жора налил гостю квасного напитка. Милиционер, закинув ногу на ногу, напряженно закурил.

– Жора, послушай, дорогой, – начал он, – жалобы на тебя пошли. Ты бы выбирал внимательнее, кого ведешь на страхи смотреть. Прибежали ко мне эти полоумные: сопли текут, вопят дурости какие-то. Потом оставили заявление, что ты, Жора, с покойниками общаешься. Нет, ты объясни, что мне с этими заявлениями делать. Давай так. В следующий раз, когда ненормальные придут, ты с них подписку бери, чтобы они в милицию не обращались. Трудно мне жить, Жора, – он перевел дыхание, – то сектанты приходят, говорят о грядущем конце, то дурни про твоих покойников рассказывают.

Милиционер замолчал. Его тонкий взгляд ушел далеко, в оттенки своих чувств и опыта.

– Что же вы, люди знаний и силы, – продолжил милиционер, – знаете, как с покойниками общаться, знаете, когда судные дни случаются, всё вы знаете. Люди к тебе ходят погоду спрашивать, в газеты заглянуть не догадываются. А что же вонь в доме такая? Капуста стухла, а?

– Не кипятись, дорогой, – ответил Жора.

– Нет свободы у тебя, нет. Все зажато, все нервно у тебя. Страхами людскими питаешься. Сектанты хоть во что-то верят, чего-то ждут. А ты ничего не ждешь. Спирт свой с покойниками неприкаянными глушишь. Бытийно засох ты, Жора, чувств не осталось. Когда на женщину смотрел в последний раз?

– Так ведь нет, дорогой, женщин здесь. Одни ненормальные да пьянствующие.

По лицу милиционера потекли слезы. Он обхватил голову руками, вцепился в волосы.

Гриша испуганно наблюдал за милиционером, боясь потревожить его чувственность. Жора недовольно поглядывал то на милиционера, то на Гришу. Видимо, эту картину он созерцал не впервые.

– Феномен, – шепнул Жора, указывая на милиционера. – Человек высоких чувств и озарений. Подлинные философы ушли в леса, – осторожно сказал Жора, как бы подыгрывая драме.

– Вернутся из лесов они! – последняя фраза оживила гостя. – Вернутся, оживят человеческую природу, дух возвысят. Домá отчаявшихся посетят, каждого накормят, каждому сил придадут. От взглядов их огоньки зажгутся, огоньки негаснущие, теплые. Откроют все тропы, расскажут все тайны.

– И станцуют на празднике свободы, – шепнул Жора на ухо Грише.

– И станцуют на празднике свободы! – сквозь слезы закричал милиционер.

– Попей, дорогой, – Жора поднес кружку с водой, – попей, полегчает. Хочешь, приляг. Тяжело тебе – вижу, как тяжело.

Валентин Васильевич возник на стуле недалеко от плачущего милиционера. На его плече пелись новые песни, не менее душевные, чем вчерашние. Гриша погрузился в сладкие затягивающие звуки, изредка перебиваемые всхлипываниями милиционера.

Внезапно тело Гриши содрогнулось: он понял, что слышал эту песню в одном из недавних снов. Он посмотрел на сидящих и наполнился новой заботой: ему показалось, что Восток совсем рядом.

– Где Восток? – громко спросил Гриша.