Праздники, звери и прочие несуразности

Наблюдая за уроком, я в очередной раз убедился в коварстве женщин в целом и Урсулы в частности. Было совершенно очевидно, что она не только умеет играть в «Брось монетку», но, вполне возможно, еще обставила бы Джорджа. Но наблюдать за ее неуклюжими попытками и тем, как он осторожно треплет ее по плечу, как щенка, своей узловатой ручищей, было воистину удовольствием. Она красиво ему проиграла, после чего настояла на том, чтобы всем налили за ее счет, а заплатил я, так как денег у нее не было.

Воодушевленные раскрасневшиеся старички, кажется, готовы были подраться за право сыграть с ней. Урсула, вооружившись незаменимой вечерней газетой, ненадолго исчезла в дамской комнате, а вернувшись, выразила готовность схлестнуться со всеми желающими.

Джордж как бы вытер белоснежную пену с усов, присел на дубовые козлы рядом со мной и принял сигаретку.

— Прекрасная девушка, — сказал он. — Прекрасная, хотя и иностранка.

Любопытно, что он употребил слово «иностранка» не в смысле, который в него вкладывают большинство сельчан, подразумевая, что этот человек не деревенский. Ее особый английский убедил его в том, что она приехала с континента или из какой-то экзотической страны. Я не стал его разубеждать.

Мы были знакомы с Урсулой около года, когда однажды она мне позвонила со сногсшибательной новостью.

— Джерри! — Это прозвучало так оглушительно, что я отвел трубку от уха подальше. Только один человек был на такое способен.

— Да, — сказал я отстраненно.

— Дорогой, это я, Урсула.

— Ни за что бы не догадался. Ведь ты обычно такая тихая, сладкозвучная. Как воркующая голубка.

— Не говори глупости! Дорогой, я позвонила, потому что у меня прекрасная новость, и я хочу, чтобы ты узнал первым. — Голос у нее срывался.

Что там стряслось? Очередной дружок достиг грандиозного успеха благодаря ее изощренным интригам?

— Рассказывай, — сказал я, готовясь к телефонному разговору как минимум на полчаса.

— Дорогой, я обручилась!

Признаюсь, сердце мое сжалось и меня захлестнула волна одиночества. Нет, я не был влюблен в Урсулу и не мечтал на ней жениться, боже упаси, но вдруг я понял, что меня лишают той, которая умела развеять мою тоску и дарила мне столько счастливых часов. И вот она помолвлена с каким-нибудь мужланом и придурком, и нашей дружбе приходит конец.

— Дорогой? Ты здесь?

— Да. Я здесь.

— У тебя такой мрачный голос. Что-нибудь случилось? Я думала, ты за меня порадуешься. — Голос ее звучал жалобно и неуверенно.

— Я и радуюсь. — Пришлось отбросить эгоизм и воспоминание, как она рассказывала о подруге, уехавшей в Венецию и каждую ночь спавшей с разными гондольерами. — Я радуюсь, любовь моя, как Панч. И кто же этот несчастный?

— Тоби. Ты ведь знаешь Тоби?

— Мне казалось, что он трудоголик.

— Нет-нет, дурачок. Это совсем другой Тоби.

— Тогда я рад вдвойне. А то я уж испугался, что он не сумеет внятно сделать тебе предложение.

— Дорогой, ты на себя не похож, — сказала Урсула озабоченно. — Ты на меня сердишься из-за помолвки?

— Нисколько, — сказал я ледяным тоном. — Я счастлив, что ты нашла человека, который способен остановить твой монолог хотя бы на минуту, чтобы успеть сделать тебе предложение. Мне это не удавалось.

— О-о-о-о! Да ты ревнуешь! Дорогой, как это чудесно! Я даже не подозревала, что ты хотел сделать мне предложение. Когда это было?

— Много раз, — сказал я сухо. — Но, к счастью, я сумел растоптать это желание.

— Прости меня, дорогой. И долго ты будешь дуться и болотиться?

— Я не собираюсь доставить тебе такое удовольствие и превратиться в трясину, — отбрил я ее.

— Какой же ты все-таки дурачок. Даже не порадовался. А я думала, мы встретимся… — Голос оборвался.

Какой же ты хам, подумал я. Да ты просто чудовище. Девушка желает, чтоб ты скрепил печатью ее брачный договор, а ты ведешь себя как подросток. Я почувствовал угрызения совести.

— Милая, конечно, мы встретимся, — сказал я. — Прости меня за грубость. Просто пока в голове не укладывается, что ты выходишь замуж. Где ты хочешь встретиться?

— Так-то оно лучше. А давай потанцуем? Сходим в «Тропикану». А, дорогой?

Танцы до утра, подумал я.

«Тропикана» была на редкость отвратительным ночным клубом из тех, что вырастают за ночь, как гриб-дождевик, чтобы недолго порастравлять общую хандру и благополучно кануть. Из всех возможных мест Урсула выбрала самое отталкивающее.

— Отлично, — сказал я с воодушевлением. — Но может, сначала поужинаем?

— Конечно, дорогой. Где?

— Как насчет «Гриля»? Я закажу столик.

— О, дорогой! — выдохнула Урсула. — Это же первый ресторан, в который мы сходили вдвоем. Ты такой романтик!

— Вовсе нет. Просто это единственное место, где можно вкусно поесть, — сказал я сухо.

— Я тебя люблю… даже когда ты не в настроении. Вкусная еда, потом танцы. Дорогой, встретимся в «Гриле», в восемь. Я так рада, что ты рад. Люблю, люблю, люблю.

Я положил трубку и понял, что́ я потерял. Это чувство усилилось, когда она пришла со своим женихом, красивым молодым человеком с ограниченным словарем и по уши в нее влюбленным.