Пражская весна

– Видите ли, Леонид Ильич хотя и был с запахом, но сильно пьяным не выглядел, когда вечером двенадцатого апреля он возвращался домой. Я бы сказал, что держался он хорошо. Жена Леонида Ильича позвонила мне в три часа десять минут утра тринадцатого апреля, она была растеряна. Говорила, что ее мужа опоили, что он ее не узнает и грозится отправить в застенки КГБ. Когда я прибыл, Леонид Ильич выглядел адекватно, но видно, что ночь была тяжелой, круги под глазами, рубашка неправильно застегнута. Речь была урывками. Все время бормотал о том, что трезвенникам – язвенникам везет больше, чем ему и пить он будет только «Боржоми».

– Было ли что-то странное в его дальнейшем поведении?

– Знаете, я второй год работаю с ним. В этот раз Леонид Ильич был настроен агрессивно по отношению к врачам, требовал, чтобы я переписал все списки анализов, которые делаются в Кремлевской больнице. Я бы сказал, что он был в ярости. Переживал, что не выпьет Джека Дениэлса.

– Что вы знаете о Черненко в День космонавтики?

– Двенадцатого апреля Константина Устиновича видел мельком, тот выглядел не важно, Леонид Ильич, все шутил, что Черненко надо подлечиться. Про состояние Черненко больше ничего сказать не могу.

– Хорошо, молодой человек, можете быть свободны. Вы все сделали правильно.

Семичастный вернулся за стол и потянулся к телефону. Нужно было позвонить Шелепину.

– Александр Николаевич, добрый вечер.

– Добрый вечер, Владимир Ефимович, что нового?

– Леонид Ильич в добром здравии, скорее всего тяжко пережил момент «перепила», зол на медиков, не думаю, что будет «дело врачей», но руку на пульсе держать надо.

– А Черненко?

– По словам очевидцев, Черненко нездоровилось еще двенадцатого апреля, скорей всего банальная простуда.

– Спасибо, Владимир Ефимович, ты меня успокоил.

Вечер. Кремлевская больница.

Станислав Петрович спешил к своему пациенту. Пациент был особо важным. Конечно, Станислав Петрович немного мандражировал, одно дело члены ЦК и их родственники, другое сам Генеральный секретарь, да еще этот странный выпад его охраны по поводу списка анализов.

– Добрый вечер, Леонид Ильич, ну вы нас утром напугали!

– Добрый вечер! – я поздоровалась с лечащим терапевтом Брежнева.

Подвохов со здоровьем. – Я пошла на встречу доктору и описала генсека в третьем лице.

– Да, вы правы, вам шестьдесят лет, и на уровне вашего возраста вы держитесь бодрячком.

– Последствия алкогольного отравления мы сняли. ФГДС сделали, результаты будут завтра. Так что гастроэнтеролог вас посмотрит именно завтра. Более быстро анализы мы делать, к сожалению, не можем. Надеюсь, это не помешает вашим делам. Вам нужен отдых.

– Вы правы, доктор, отдых мне не помешает. Завтра я планирую поработать в палате.

– Хорошо, только ни каких посетителей кроме вашей охраны, и секретаря.

– А что с Черненко? Вы не в курсе. Я могу его навестить?

– Двухсторонняя пневмония. – Ответил доктор, он как узнал, что шеф Общего отдела Секретариата ЦК попал в больницу в один день с Генсеком, подумал недоброе.

– Вам навещать перед сном его не надо, высокая температура, ему дали снотворное. Скажите, Константин Устинович при вас не кашлял, не чихал?

– Не припоминаю. – Пожала я плечами.

– Все же, если вы были в близком контакте с Черненко, то могли подхватить простуду, поэтому если поднимется жар, сразу зовите медсестру. Пожалуйста, не подводите меня. – Попросил доктор.

– Хорошо, Станислав Петрович, я так и сделаю.

Ночь прошла спокойно, я спала и видела свои цветные сны. Поползновений со стороны сознания тела так и не было, я была в недоумении. Во всех книгах попаданцы сталкиваются с борьбой и отторжением организма при подселении. В принципе, я отнесла этот момент на состояние алкогольного опьянения – мозг Брежнева мог просто вырубится от перенапряжения, но почему после пробуждения не сработали химические системы памяти Брежнева, мне было непонятно.

В восемь утра меня разбудил Станислав Петрович. Бедный мужик, походу адъютант всех хвоста накрутил. Лечащий терапевт ни свет, ни заря прискакал. Станислав Петрович еще раз подтвердил, что не все анализы готовы и рекомендовал полежать еще два денька. А мне что, мне ничего, еще с Черненко надо идти знакомиться.

Завтрак в девять часов был достаточно съедобным – манная каша и какао, а да, еще зеленое яблоко. Зеленые яблоки я терпеть не могу, люблю красные. Пришлось яблоко героически съесть.

Наступило десять часов, делать было нечего, вернее, было есть чего – читать «Капитал», занятная книженция. Надо еще взять заказать биографию Маркса и Энгельса, с Маратом до кучи. Десять часов, чтобы сделать такого хорошего, чтобы всем плохо стало. К Черненке в гости сходить. Решено и сделано. Вылезла из палаты и дошкондыляла до поста. Там сестричку попросила проводить тело дряхлое мое в палату Черненки. Барышня заставила надеть маску.