Предания вершин седых

Наконец сплетённый из травы полог откинулся, и из отгороженного им пространства появилась женщина с ястребиным носом и крупными, мужскими чертами лица. Пожилой назвать её не поворачивался язык: её спина оставалась прямой, походка — лёгкой, стан — стройным, а кожа на ногах не одряхлела. Двигалась она неспешно, со спокойным, царственным достоинством. Она была облачена в такой же, как у Свиреды, шерстяной плащ-накидку с отверстием для головы, кожаную короткую юбку и меховые сапоги. Тёмные брови с проседью нависали над пронзительными глазами, придавая её взгляду суровость и тяжеловесную внушительность. Волосы с годами не потеряли густоты, только схватились инеем седины; они были заплетены в две косы, лежавшие на груди и достигавшие кончиками пояса. Голову властной лесной жительницы венчал пышный убор из лебединых перьев с подвесками из крашеных деревянных бусин.

— Что-то в горле пересохло, — проговорила она густым и грудным, звучным голосом.

Свиреда тут же поднесла брусничный напиток и ей. Утолив жажду, женщина направилась к выстланному медвежьей шкурой мягкому ложу у очага и без суеты расположилась на нём. С её появлением Куница вскочила, дёрнув за собой и Олянку, и та поняла, что перед ними сама Бабушка Свумара.

— Поздоровайся и платок поднеси, — шепнула Куница, ткнув Олянку в бок.

У той язык отнялся под пронизывающим, древним, всезнающим взглядом Свумары. Спотыкаясь от робости, она кое-как сумела поклониться и поднести на вытянутых руках свёрнутый платок. Бабушка пощупала ткань, полюбовалась вышивкой и узором.

— Разверни.

Олянка развернула платок и взяла его за углы. Ширины её раскинутых в стороны рук с трудом хватало, чтоб растянуть его. Свумара кивнула.

— Вместо полога над моей лежанкой сойдёт.

Два молодых оборотня тут же принялись прилаживать платок на указанное место. Получился красивый балдахин с бахромой. Свумара когтистым пальцем показала Олянке, куда той разрешалось сесть. Угол её жёсткого, обрамлённого глубокими носогубными складками рта приподнялся.

— Ну, спрашивай, коли чего спросить хотела.

У Олянки только одно вертелось в голове: третья тропинка. Есть ли она? И почему снились ей серые глаза с золотыми ободками, если быть с Радимирой ей не судьба? Но обрушивать на Бабушку этот суетливый, путаный поток слов Олянка не смела, что-то подсказывало ей, что следует выражаться как можно более сжато. И она нашла, что спросить:

— Бабушка, молвицы и буквицы — это одно и то же?

Суровый рот Свумары не дрогнул, но в уголках её глаз Олянке померещились лучики усмешки.

— Думаешь, они дадут тебе ответ? Что ж, давай посмотрим.

В её протянутую руку лёг потёртый кожаный мешочек, в котором что-то брякало. Кто его Свумаре подал, Олянка не заметила: её взгляд устремился на этот источник таинственной мудрости.

— Кошки их называют буквицами, мы — молвицами, но суть одна.

Свумара высыпала себе в горсть прямоугольные, гладко обточенные костяные пластинки с вырезанными на них угловатыми значками, которые Олянка видела на балках, подпиравших своды подземных ходов. Сердца коснулась жутковатая прохлада — дыхание древней бездны. Бабушка снова пересыпала пластинки в мешочек и протянула его Олянке.

— Возьми и трижды крепко встряхни. Потом держи левой рукой, а правой не глядя вынимай по четыре кости и бросай на четыре стороны: впереди себя, позади себя, слева и справа. Именно таким чередом, не перепутай. И четыре кости кинь напоследок себе под ноги.

Олянка встала и приняла мешочек на чуть дрогнувшую ладонь. Лёгкие костяшки сухо перестукивались внутри, будто бы переговариваясь между собой на неведомом птичьем языке... Что же они пророчили, какую долю предсказывали? Встряхнув мешочек трижды, девушка просунула руку внутрь и на ощупь достала первые четыре молвицы.

— Бросай впереди, — напомнила Бабушка.

Олянка немного нагнулась вперёд и легонько бросила костяшки. То же самое она проделала по остальным трём сторонам, а в последнюю очередь кинула четыре костяшки себе под ноги. В мешочке ещё что-то постукивало, но Свумара забрала его у неё.

— Отойди теперь. Только кости не смахни.

Олянка отступила в сторону, уступая место Бабушке. Та, всматриваясь в знаки и пряча взор под сдвинувшимися мохнатыми козырьками бровей с проседью, думала, теребила подбородок с торчавшим на нём клочком жёсткой волчьей шерсти. Потом, водя пальцем, проговорила:

— Впереди — благо твоё, позади — худо твоё, одесную — грядущее твоё, ошую — былое. А что под ноги легло — то судьба твоя. В прошлом лежит у тебя жена да муж, разум расщеплённый. В грядущем — копьё, день, дитя и сердце. Благо твоё — любовь и терпение, худо твоё — гнев и озлобление. Ну а в судьбу твою лада светлоокая придёт. Не муж — девица.

Как тихие снежинки, падали эти слова на застывшее в ожидании сердце. Еле двигая пересохшими губами, Олянка спросила:

— Не пришла? Придёт?

Свумара подняла одну из костяшек, расположенных посередине.