Вспоминаю о нем – снова проверяю телефон. Не писал.
– Я в туалет выйду, Лиз, – предупреждаю подругу, она то ли разрешает, то ли отмахивается. Даже не ясно. Я слежу, как к ней подходит какой-то парень, а сама отталкиваюсь от диванчика и ухожу в сторону, тем самым тормозя еще одного.
Видимо, эти двое собирались закадрить сразу двух телочек. Но одна… Одна это я. С проблемами.
Захожу в уборную, быстро делаю свои дела, а потом мою руки и долго кручусь у умывальников. Красиво так… А я такая пьяная…
Расстегиваю верхнюю пуговицу блузки. Раскладываю волосы прядями. Выставляю вперед ногу и делаю фото.
На затуманенную голову кажется, что получилось красиво. На трезвую, скорее всего, пожалею. Но всё равно выставляю. Гипнотизирую взглядом просмотры.
Жду реакции Спорттоваров.
Ловлю себя же в ловушку.
Трачу на глупость почти десять минут. А он не смотрит. В сети не был.
На языке вертится «не заинтересован». Вспоминает, когда совсем скучно. А сейчас, наверное, развлекается с какой-то очередной бл… Не мной.
Злость множится на сто. Я чувствую себя подсаженной на дурацкую игру малолеткой.
А еще лишенной гордости.
Какой-то замкнутый порочный круг. Как спрыгнуть-то?
К столику я возвращаюсь с опущенным в ноль настроением.
На моей сумке задницей сидит Лиза. Рядом с ней – подошедший первым парень. Второй – на широком подлокотнике.
Они выглядят прилично, чуть нагловато. Вроде бы симпатичные, улыбчивые, но во мне вызывают тоску.
Подхожу к диванчику сзади и тяну сумку за ручки.
– Мась, познакомься! Это Валик и Давид!
– Наоборот, – один из парней поправляет, Лиза смеется. Я мажу по ним незаинтересованным взглядом и натягиваю на губы кислую улыбку.
Вообще похуй, кто Валик, кто Давид.
– Мась, наоборот! — Лиза повторяет, я улыбаюсь, доставая из сумки кошелек. Открыв его, беру несколько купюр, сжимаю их в кулаке подруги и наклоняюсь к ее уху:
– Ты со мной поедешь или еще побудешь? Я все… Устала…
Немного отдалившись, ловлю расстроенный взгляд Лизы. Игнорирую лепет одного из Валиков-Давидов.
Глазами говорю, что я бы советовала Лизе поехать со мной. Она колеблется. Сжимает губы.
– Мась, да останься…
Мотаю головой.
– Мне завтра на работу, Лиз. Тарнавский злой будет…
Она фыркает:
– Пусть бы уже трахнул тебя и подобрел, – пьяный лепет на сей раз срабатывает как пощечина.
Я дергаюсь, выравниваюсь. Улыбаюсь Лизе и окружающим ее мужчинам.
– Я поехала, Лиз. Игорю напишу, чтобы тебя забрал, хорошо?
Она отпускает мою руку, разжимает пальцы и рассматривает купюры. Не ожидала, видимо. Правда это и понятно: раньше я так не делала.
Я тем временем делаю шаги в обход стола.
– Ты не обиделась, Юль? Все хорошо?! – Громкий, чуть нервный крик несется в спину.
Я оглядываюсь и показываю палец вверх.
Оказавшись дома, получаю от Игоря сообщение
Уже даже не жду, что он отметится. Скорее снова сознательно даю себе испытать тугую боль.
Психанув, удаляю историю. Мне не нужны чужие огоньки. Реакции. Сердечки.
Мне и его не нужны, но…
Поднимаю сумку с полки и тяну за собой в спальню. Сажусь на застеленную кровать, сложив ноги по-турецки. Медитирую над ней, даже толком не моргая.
Что делать с тобой, конверт? Где спрятать? Дома безопасно будет или нет?
Что внутри, Тарнавский не сказал. И я, честно говоря, искренне не хочу знать.
Решительно вдохнув, расстегиваю молнию и ныряю на дно рукой.
Шарю. Шарю. Шарю.
Сердце ускоряется. Тремор включается моментально.
Я дергано распахиваю края. Заглядываю. Шарю. Кровь бьет в уши, а потом разом куда-то уходит. Мне становится холодно до дрожи. Я захлебываюсь дыханием и непроизвольно всхлипываю.
В сумке конверта больше нет.
Глава 28
Глава 28
Юля
– Юль, а правда, что у твоего с Леной-прокуратурой разлад? – Отрываю глаза от тарелки и прокручиваю в голове вопрос любопытной Аруны.
Девушка подалась ближе. Нависает над столиком и, судя по взгляду, с интересом ждет.
А я… В душе не ебу.
Хмурюсь и прокашливаюсь. Снова смотрю в тарелку с пловом, который когда-то казался мне вкусным, а сейчас в горло не лезет.
– Ну она правда ходить к нему перестала? Когда в последний раз была?
Выталкиваю из себя хриплое:
– Не помню.
Это потому, что я с утра толком и словом ни с кем не обменялась.
Собиралась молча. Ехала молча. Тарнавский прошел мимо, не обратив внимание.
Заседаний не было.
Работаю, подозреваю, сейчас я еще хуже, чем было до череды унизительных «комплиментов». Но и обижаться на них теперь… Даже не стыдно, нет. Мне до отчаянья хочется плакать. Не знаю, как держусь.
Я перевернула вверх дном сумку, квартиру, но конверта не нашла. Придя сегодня утром на работу в семь – перевернула и свой кабинет тоже. Конверта нет.
Мой дурацкий легкомысленный демарш теперь кажется чуть ли не самой большой в жизни ошибкой.
В ушах пульсом, судейским молоточком, а может быть автоматной очередью бьется «отвечаешь головой».