Преданное прошлое

Я наполовину опустошила бокал с вином и тут вспомнила еще про один вопрос, который намеревалась ей задать:

— Эти письма Роберта Болито — где вы их откопали?

— Они валялись на чердаке у Элисон, в Кенджи, в бывшем фермерском доме. Кто-то засунул их под обложку семейной Библии, там им самое место, как мне кажется.

— Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, мать Элисон — из семейства Болито. Мне всегда эта фамилия казалась странной. Мы в колледже однажды играли в такую игру — ну, ты знаешь, какое имя дать воображаемой порнозвезде, используя при этом кличку своего домашнего животного, девичью фамилию матери или еще какую-нибудь. У меня получилось Силки Певзнер. У нее — Кэнди Болито. Нам обеим понравилось. Но как бы то ни было с семейными узами, она оттуда съезжает: слишком огромный дом, чтоб жить в нем одной.

Я была поражена, даже потрясена — и по многим причинам. Живо вспомнилось, какой меня охватил ужас, когда я была там, на чердаке, в какую депрессию я тогда погрузилась. Тогда мне показалось, что это суеверие, что мне чудится присутствие духа Эндрю. Но если там было нечто иное? Я вздрогнула и вся затряслась, не желая больше об этом думать.

— И куда же теперь денется Элисон?

— Она хочет купить мой маленький коттедж в Маусхоул. Домик ей страшно понравился, она в него буквально влюбилась, и мы заключили сделку: я отдаю его ей задешево, а она отдает мне письма. — Анна кривовато мне улыбнулась. — Элисон уже переехала туда как съемщик, пока не будет оформлена купля-продажа и идет ремонт.

Прежде чем я успела спросить что-нибудь еще, явился Майкл с конвертом в руке. Выглядел он еще более взъерошенным и встревоженным, чем прежде.

— Господи, эти люди ни слова не понимают по-английски!

— Все они говорят по-французски, дорогой. Так, а теперь вот что: Джулия согласилась обменять книгу, которая нам так нужна, на письма, которые ты нашел.

Майкл удивленно посмотрел на меня:

— Вот и хорошо. — Он навис над столом, словно внезапно потерял почву под ногами, потом сел, открыл конверт и достал оттуда несколько ксерокопий плюс пачку листков, испятнанных и с разлохмаченными краями, покрытых аккуратными строчками. Даже с расстояния я узнала почерк Роберта Болито — мелкий и четкий. — Давай книгу, — сказал он, отделяя оригиналы от копий и передавая мне письма. — Давай сюда!

Анна цыкнула на мужа. Потом протянула руку, забрала у него письма, засунула листы в конверт, сложила копии и отдала их обратно Майклу. После чего протянула конверт мне.

— Какого черта?! — взревел Майкл. — Что ты делаешь?!

— Честный обмен, — нежным голосом ответила Анна. — Джулия, книгу, пожалуйста.

Сохраняя серьезное выражение лица, я сунула руку в сумку и достала «Гордость рукодельницы». Вновь ощутила в ладони ее мягкую и гладкую обложку. Потом любовно провела большим пальцем по ребрам корешка и небольшому темному пятну на задней обложке — следу того, как кузина корсарского капитана пыталась ее сжечь.

— До свидания, Кэтрин, — прошептала я.

— Пока, — сказала мне Анна.

— Итак, увидимся в Лондоне, — с улыбкой сказала я ей. — Я вернусь через несколько дней. И сразу позвоню.

Анна положила пальцы мне на ладонь:

— Непременно позвони, подруга. — И убрала руку, прижав книгу к груди, словно щит.

Я встала, собираясь уходить. Идрис протянул руку Анне, та улыбнулась ему:

— Очень рада была с вами познакомиться, Идрис. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Enchante, madame. A la prochaine, inch’allah.

После чего повернулся к Майклу:

— Надеюсь, вам понравилось ваше краткое пребывание в отеле моего кузена и ваш визит в Марокко оказался весьма познавательным, — произнес он на своем отличном английском. — Наша культура гордится высоким уровнем гостеприимства, обходительностью и любезностью. Но конечно же, мы имеем право требовать урезания языка всякому, кто посмеет покуситься на нашу честь или на честь любого из нашей семьи. — На губах его чуть блеснула улыбка, но глаза смотрели холодно.

Может, так падал свет, но мне показалось, что Майкл несколько позеленел лицом.

Когда мы оказались снаружи, я, прищурившись, поглядела на Идриса:

— Это и в самом деле так? Я насчет урезания языка. Насколько я помню, в Саудовской Аравии, где всем управляют законы шариата, за воровство отрубают руку, за пьянство наказывают кнутом, а женщин за адюльтер забивают до смерти камнями. Ну, и другие ужасы там происходят. Но Марокко, как я считала, страна достаточно либеральная.

Идрис увлек меня в переулок, в тень, наклонился и поцеловал, очень быстро, но очень основательно.

— А это может мне стоить месяца тюремного заключения, — торжественно сообщил он.

Представления не имею, шутил он или нет.

ГЛАВА 28

Роб

1625 год