Случались такие дни, когда Кэтрин хотелось просто лечь и умереть, дни, когда было уже совсем невмоготу выносить вонь и тесноту, боли в животе и ужасные, удушающие миазмы, заполнявшие трюм, и ощущение общей безнадежности, охватившее все это скопище несчастных невольников. Вначале, возмущенные жутким обращением, пленники заговорили было о восстании, о том, чтобы поймать пиратов, которые спускались в трюм с едой для них, схватить их и утопить в дерьме и моче, которые уже образовали в трюме настоящее внутреннее море, отобрать у них ключи от оков, вооружиться чем попало и захватить весь корабль.
Планы придумывались самые изощренные и фантастические, полные подробных деталей: как они схватят самого раиса и выжгут ему глаза тем самым прутом, которым жгли ноги проповеднику; как разденут разбойника догола и выбросят за борт на корм акулам, а сами будут смеяться, наблюдая, как его рвут на части; как повесят на рее вероотступника-англичанина, ныне выступающего под именем Ашаба Ибрахима, но перед этим лишат его мужского достоинства, которое он, несомненно, предоставил этим язычникам для обрезания, когда обратился в турецкую веру; как захватят в плен остальную команду и затолкают в эту смердящую дыру, в которой сейчас сидят сами, прежде чем развернуть корабль к родным берегам, а потом передадут их властям в качестве заложников, чтобы впоследствии обменять на тех несчастных англичан, которых еще держат в Сале…
Капитан Гудридж рассказал, что слышал историю об удачном восстании пленников на одном алжирском корабле: там узники сумели каким-то образом подкупить одного европейца из экипажа, и тот освободил их и снабдил оружием, и они убили капитана работорговцев и увели корабль обратно в Плимут, куда с честью прибыли, а потом зажарили на набережной свинью и гордо пронесли перед этими магометанскими пиратами, угрожая принудить их ее съесть, покате не начали вопить от ужаса и отвращения.
Кэт про себя решила, что капитан, по всей вероятности, сочинил эту историю, чтобы поднять их дух, да и свой собственный тоже. В конечном счете его идея не сработала: при первом упоминании о свинине пленники начали стенать, рты у всех наполнились слюной, лишний раз напомнив о голоде, а некоторых даже вырвало, что лишь добавило вони и жидкости, и без того плескавшейся под их ногами.
Но толки о восстании очень скоро сошли на нет: еще несколько дней в тесноте и грязи, небольшой шторм, после которого все остались в синяках и кровоподтеках, потом внезапная смерть первого из детей, маленького мальчика, так и не оправившегося от лихорадки и поноса, и дух пленников был сломлен окончательно.
Мать малыша выла над мертвым тельцем, пока пираты не забрали его. После чего несчастная начала истерически вопить, что они его съедят, и никто не мог ее утешить или убедить, что пираты ничего подобного делать не станут, потому что никто в этом не был до конца уверен. Вопли и стенания молодой женщины продолжали преследовать пленников все время, и наяву, и во сне.