Преданное прошлое

В конце улицы виднелось множество женщин в одеяниях, закрывавших их с головы до пят, в тюрбанах и шарфах на голове, они несли с рынка полные провизии корзины, обменивались сплетнями, хлопали в ладоши и звонко смеялись. Их взгляды скользили по мне и Идрису, когда мы проходили мимо, но треск длинных тирад не прерывался ни на миг. Мы свернули за угол, прошли еще по одному переулку бесконечного лабиринта и внезапно оказались на площади, по которой в шесть рядов летел транспорт, ревя, гудя и рявкая клаксонами. Напротив возвышались высокие зубчатые стены из красного кирпича, изъеденные вековой эрозией и через равные интервалы прорезанные бойницами, амбразурами и арочными проходами.

— Ух ты! Такое ощущение, что тут был сильный бой!

— Это Касба Уайя, ее начал строить еще султан Абдаль-Мумин из династии Альмохадов63, в двенадцатом веке, для защиты от нападений с моря. Его сын, Якуб аль-Мансур, продолжил строительство, возвел мощные укрепления вокруг существовавшего здесь монастыря — отсюда и название города, Рабат, что означает «укрепленный монастырь». Именно отсюда в раннем Средневековье дервиши-воины отправились на священную войну в Испанию, а позднее, в семнадцатом веке, город превратился в базу своего рода корсарской республики, которая вела священную войну против христиан.

— Вы рассказываете, как мой школьный учитель истории. Мы все его уроки только тем и занимались, что составляли бесконечные списки разных исторических дат, и никто из нас так ничему и не научился.

— Я приложу все силы, чтобы приправить эти сухие факты цветистыми подробностями. — В голосе Идриса некоторое высокомерное пренебрежение слилось с обидой.

Я не знала, как извиниться, так что позволила ему взять меня под локоть и перевести через смертельно опасный поток машин в тень огромных стен.

Когда мы прошли сквозь арочные ворота внутрь, ко мне тут же бросился какой-то юноша:

— Vous voulez une guide, madame? Moins cher64…

Идрис рявкнул на него, выпустив целую очередь гневных выражений, и юноша тут же исчез.

— Мне кажется, он ничего плохого не хотел, — заметила я, пораженная его яростью.

— Неквалифицированные и нелицензированные гиды только портят впечатление от Марокко, — ответил Идрис. — Надоедают туристам, а некоторые пристают к одиноким женщинам.

— Все, что мне было нужно, — это гид, а вовсе не сторожевой пес, — улыбнулась я.

Он смерил меня ледяным взглядом:

— Собаки — грязные животные, Коран их не одобряет. Я бы предпочел, чтобы вы меня так не называли.

Я открыла было рот, чтобы объяснить, что вовсе не собиралась его оскорблять, но тут же осознала, что скорее всего лишь еще больше углублю разделяющую нас культурную пропасть, и промолчала. После этого мы некоторое время шагали в тишине, пока не свернули за угол. Прошли между высокими стенами из грубо отесанного камня и вышли в центральный сад, великолепный и тщательно ухоженный. Отдельные участки, ограниченные пересекающимися тенистыми аллеями, предназначались одни для лекарственных растений, другие для олеандров, для цветов и банановых деревьев, и все они росли и цвели здесь во множестве. Некоторые площадки были огорожены деревянными решетками, по которым карабкались вверх ползучие растения, сквозь листья которых едва пробивались лучи палящего солнца.

В зеленой листве яркими пятнами выделялись апельсины, немного в стороне тянулись каменные аркады, в тенистых альковах которых сидели люди — читали или глазели по сторонам, вбирая в себя окружающую красоту.

— Великолепно! — выдохнула я. — Прямо Альгамбра65 в миниатюре.

— Это называется Андалусийский сад, вообще-то его разбили французы в колониальную эпоху и действительно в подражание Альгамбре.

— Ах вот как…

— Но дворец позади него, в котором теперь музей, был построен в семнадцатом веке султаном Маулай Исмаилом. Вполне возможно, этот ваш предок видел его — у султана было много рабов-европейцев. Когда его захватили в плен?

— Это случилось летом 1625 года. — Интуиция подсказала мне, что лучше не упоминать о книге по рукоделию.

Идрис чуть приподнял бровь:

— Раньше, чем я мог бы подумать. Корсарскую республику создали не раньше 1626 года, а ее расцвет приходится на вторую половину столетия.

— Что ж… — Меня снова одолели сомнения. — Может быть, эта легенда — просто легенда. Или кто-то даты перепутал.

— У меня есть друг в университете, можно спросить у него, если вы серьезно этим интересуетесь.

Я нервно рассмеялась:

— Просто любопытство, не более.

Он бросил на меня недоверчивый взгляд:

— Вы приехали в такую даль, совершенно одна — неужели только из любопытства?