Преданность. Повесть о Николае Крыленко

Николай Васильевич озадаченно посмотрел на жену. С одной стороны, и в самом деле хорошо бы прокатиться, а с другой — не хотелось отрываться от письменного стола, надо было кое-что еще уточнить в докладе ВЦИКу, пройтись еще раз по стилю, выправить некоторые фразы, местами сократить, чтобы, так сказать, словам было тесно, а мыслям просторно. Впрочем, до сессии еще есть немного времени.

— Поезжай, Коля, — сказала Елена Федоровна, — кстати, наведаешься и в хозяйство Ивана Францевича: давно обещал.

— Поедем, не пожалеешь: с ветерком прокачу!

— Ну, если с ветерком, — сдался Николай Васильевич, быстро облачился в свою тройку, вместо галстука по настоянию жены обмотал шею шарфом, надел видавший виды кожан.

…Ухоженные жеребцы, едва почувствовав простор, без понукания легко вынесли седоков на взгорок и, круто изгибая шеи, полетели, дробно стуча копытами и развевая длинные шелковые гривы. Иван приподнялся, крутнул вожжами, по-разбойничьи гикнул — и замелькали по обочинам полянки-перелески и вспаханные поля. Разом улетучились думки-заботы, сердце охватила такая неизбывная радость, что Николай Васильевич тоже гикнул, упал на спинку сиденья, беззвучно смеясь.

— Но, залетные! — азартно крутил вожжами Медведяка, — наддай!..

— Наддай! Наддай!! — озорно, по-мальчишески самозабвенно вскрикивал Николай Васильевич. Дорога стлалась под копыта разгоряченных коней, казалось, сам горизонт кинулся ездокам навстречу. — Наддай! — весело и совсем не солидно взмахивал руками прокурор республики, замирая от восторга, и в эти минуты чудилось ему: не древний буржуйский шарабан, а исполинская колесница вырвалась на простор вселенной и не колеса под ней стремительно вертелись, а сплющенные и насаженные на одну ось руками кузнеца Мирона Юпитер и земной шар!..

44

Проект был провален.

Никогда еще Николай Васильевич не испытывал такой опустошенности, какая овладела им 13 мая после заседания сессии. По его докладу разразились такие ожесточенные дебаты, что можно было подумать: против законопроекта выступали не единомышленники, а непримиримые враги. Нет, он не растерялся, не отступил, аргументированно и веско защищал законопроект, говорил, что слишком «бурные прения объясняются целым рядом недоразумений, которые недостаточно выяснились». Но каждый его довод тонул в гуле протестующих реплик, демагогических рассуждений. Напрасно доказывал Михаил Иванович Калинин, что «организация прокуратуры есть один из способов, одна из возможностей воспитать законность в органах власти», тщетно язвил Скрыпник:

— Прокуратура должна быть независимой от исполкомов, как совершенно верно сказал докладчик, иначе исполком уподобится унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла!

При голосовании сторонники так называемого «двойного» подчинения большинством голосов отвергли законопроект, не приняли его даже за основу, а передали в специальную комиссию всего лишь в качестве материала…

Николай Васильевич бесцельно бродил по Александровскому саду. «В чем тут дело? — мучительно думал он, не замечая, что ступает по лужицам, не чувствуя того, что давно уже промочил ноги. — Чем объяснить такое резкое неприятие? Возможно, я не сумел донести главной сути, говорил недостаточно четко? Нет, все было доложено вполне ясно. Неужели трудно понять, что вся прокуратура должна представлять собой строгую единую централизованную систему, чтобы можно было проводить основные директивы по обеспечению интересов государства в целом? Это достигается гвоздевым пунктом, пунктом пятым, достигается строго выраженная система централизации, система абсолютного подчинения местной прокуратуры прокуратуре центральной.

Долго прохаживался Николай Васильевич, то ускоряя, то замедляя шаг, иногда останавливался, резко взмахивал рукой и шел дальше, чтобы через несколько минут вернуться на прежнее место, топтался неподалеку от Кутафьей башни. Он вновь и вновь восстанавливал все то, что происходило на сессии, перебрал в памяти все возражения, но ни одно из них его не убедило…

Взглянул на белую башню, подумал: «Умели строить наши предки, на века строили». Остановился у моста, ведущего к Троицкой башне. Через эти ворота в марте восемнадцатого въехал в Кремль первый глава Советского правительства Владимир Ильич Ленин. Как ему не хватало сейчас ободряющего, всегда трезвого, спокойного, твердого ленинского слова! Знал бы Владимир Ильич, что произошло на заседании сессии ВЦИКа… Болен Ильич, перенес тяжелый удар.

Домой Николай Васильевич пришел поздно. К ужину не притронулся, лег спать, но не сомкнул глаз до самого утра. Он все еще надеялся на что-то, старался успокоить себя тем, что на комиссии все станет на свое место, разберутся люди, не могут же они не внять юридически обоснованным доводам Наркомюста…