Читаем Преданность. Повесть о Николае Крыленко полностью

— «Активное содействие Третья дума оказала правительству в его стремлении разрушить финляндскую конституцию и в его насильнической русификаторской политике на окраинах, которая по отношению к Польше нашла свое яркое проявление в отторжении Холмщины… Наконец, полицейский, гнет стал душить печать как никогда, особенно же рабочую. Вся эта разрушительная, противонародная политика, точно мертвая петля, душит нашу страну. Россия шла бы навстречу разложению и гибели, если бы не движение живых сил народа…»

— Член Государственной думы Малиновский, покорнейше прошу не увлекаться гиперболическими выражениями!

Малиновский язвительно рассмеялся, подбоченился и вызывающе уставился на председателя. Тот побагровел от негодования, а оратор, явно издеваясь над ним, продолжал говорить нарочито громко, как глухому.

Бадаев смотрел на Малиновского непонимающе, шепнул соседу:

— Что с ним? Его же лишат слова!

— Член Государственной думы Малиновский, параграф 143 наказа требует подчинения оратора указаниям председателя, — сказал Родзянко, поднялся и навис глыбой над столом. — Прошу вас не пользоваться таким исключительным чтением вашей речи.

— Просим!

— Довольно!!

Эти возгласы, смех «правых», очевидно, выбили Малиновского из намеченного им лада. Он торопливо перебирал страницы декларации, говорил что-то невпопад, грубил председателю и только после продолжительной паузы вернулся к тексту:

— «В интересах представляемого нами рабочего класса мы будем отстаивать введение восьмичасового рабочего дня…»

— Да что с ним такое? Он же пропустил такой важный пункт, — поразился Бадаев.

Малиновский продолжал:

— «…Нас не пугает ни сложность, ни трудность стоящих перед нами задач. За нас непреложные законы общественного развития…»

— Член Государственной думы Малиновский, — напрягая голосовые связки, чтобы перекрыть возникший шум в зале, сердито оборвал оратора Родзянко, — обращайтесь, пожалуйста, к залу, иначе я буду принужден лишить вас слова!

Малиновский смерил его насмешливым взглядом, крикнул по-мальчишески озорно:

— Лишайте!

Это обескуражило председателя, он уткнулся в лист бумаги, лежащий перед ним, и сделал вид, что не заметил вызывающего тона депутата, а тот как ни в чем не бывало — только голос у него дрожал — дочитал декларацию до конца, на этот раз совершенно не отрываясь от текста:

— «Исходя из них, мы предвидели революционное движение 1905 года и в период контрреволюции предсказывали теперь уже начавшиеся новые выступления рабочего класса за ближайшие требования и конечную цель российской социал-демократии. Эта твердая уверенность вселяет в нас бодрость и в Четвертой думе работать для приближения того часа, когда всенародное учредительное собрание положит начало полной демократизации государственного строя России и тем самым расчистит пролетариату путь для борьбы за освобождение от цепей наемного рабства, для борьбы за социализм!»

Это восклицание, каким Малиновский закончил чтение декларации, было скорее всего нервной вспышкой, вздохом облегчения оттого, что кончилась пытка на трибуне, а совсем не торжеством и ликованием и уж, во всяком случае, не желанием подчеркнуть кредо большевистской фракции. Когда он сел на свое место, руки у него дрожали.

— Что же вы, Роман Вацлавович, такой важнейший пункт декларации пропустили! — воскликнул Бадаев, едва дождавшись перерыва.

— Пункт? Какой еще пункт? — глухо спросил Малиновский.

— Вот этот. — Бадаев, несмотря на протест Малиновского, начал читать выпущенное им место: — «В противовес призрачной власти третьеиюньской Думы, превратившейся в канцелярию для проведения видов и намерений бюрократии, мы выдвинем требование полновластного народного представительства. Одним из серьезных препятствий к осуществлению демократической организации народного представительства является избирательный закон третьего июня. Противонародный характер этого закона, его роль орудия в руках бюрократии для испытания воли народа, для замены выборных депутатов назначенными свыше с необычайной яркостью сказались при выборах в Четвертую Государственную думу, когда бюрократия могла по-своему получить большинство депутатов, выбранных семью тысячами откомандированных к урнам чиновников… В противовес этому избирательному закону социал-демократическая фракция будет добиваться всеобщего и равного, прямого и тайного избирательного права, без различия пола, национальности и религии». Вот этот пункт вы пропустили, а вы спрашиваете какой! — негодующе потряс листами бумаги Бадаев.

— Вас бы туда, на эту голгофу! — вспыхнул Малиновский. — Это совсем не то, что выступления на заводе, вы — телеграфный столб, а не депутат!.. — Он осекся, сообразив, что выпалил резкость, потом продолжал, справившись с волнением: — Я сам не знаю, что со мной произошло, кажется, растерялся, чуть не уронил с трибуны листы. Вот бы подняли хохот правые!

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное