Преданность. Повесть о Николае Крыленко

Елене Федоровне не здоровилось, но она не ложилась. Кутаясь в шаль, прохаживалась по комнате и время от времени с беспокойством поглядывала на часы. Николай с вечера ушел на конспиративную встречу по делам организационной комиссии, должен был вернуться к десяти, но почему-то не возвращался. В последнее время подпольщики из предосторожности часто меняли пароли и явки. Может быть, это его задержало? Нет, он бы дал знать.

До сих пор все шло сравнительно благополучно: комиссия установила связь с Краковом, подобрала надежных людей и вплотную взялась за подготовку конференции и съезда. Правда, и полиция не бездействовала: участились аресты. Как-то нагрянули с обыском и на Сумскую, в двухэтажный обшарпанный дом, где жили супруги Крыленко. Перетрясли все, но, кроме учебника по римскому праву, ничего не нашли. Вскоре после этого Елену Федоровну ЦК пригласил в Поронин по делу Малиновского. Она решила выехать в августе…

Но где же Николай? Такого еще не случалось. Медлить больше нельзя. Елена Федоровна быстро оделась, хотела потушить свет, потом благоразумно решила: «Пусть горит, вроде в квартире кто-то есть». Дверь на улицу она открыла не сразу, а сначала прильнула к щели. Все было спокойно: тускло горел фонарь, освещая бездомную собаку. Елена Федоровна открыла дверь — собака метнулась в темноту.

А в это время Николай Васильевич уже сидел в тряском общем вагоне. Он скрылся из Харькова тотчас, как ему стало известно о неминуемом аресте, вскочил на первый попавшийся поезд, надеясь потом пересесть на каком-нибудь глухом полустанке. Товарищи, которые имели связи в полиции, сообщили о том, что есть приказ об его аресте. Досадуя на незавершенность порученного дела, он успел лишь предупредить Савельева о своем исчезновении. Сидел сейчас в вагоне и думал о жене, которая, по всей вероятности, теперь кружила по темному Харькову. Успокаивал себя: «Мы же с нею предвидели это и заранее обо всем договорились, встретимся в Люблине по условленному адресу. Пак хорошо, что в свое время удалось законсервировать о ту явку».

…Елена Федоровна скрылась от полиции на следующий день. Несколько позже, к вечеру, в Люблин прибыл еще один беглец-харьковчанин, Савельев.

— Спасибо вам, Николай Васильевич, за адресок, а то блуждал бы здесь неприкаянный, — сказал он. — Как полагаете, скоро нам удастся убраться за границу?

— Я дал знать одному своему давнему приятелю. Он все устроит.

— А ничего? Я свалился на вас, как сено с навильника. Небось, он рассчитывал только на двоих?

— Где пройдут двое, можно провести и третьего, — успокоил его Николай Васильевич. Он-то хорошо знал способности своего друга Медведяки.

Иван Ситный не подкачал, даже полупаски раздобыл, хотя и решил вести подпольщиков обходным путем.

— Передай своим, что сбор будет в старой корчме, — сказал он при второй встрече. — Не забыл старую корчму? Вот-вот, место там тихое, укромное, и кордон рядом. Раньше-то мы с тобой других переправляли, а теперь, выходит, тебе самому приспичило. Слышал, женился ты?

— Откуда стало известно?

— Ну, брат, жена не иголка, в копне не спрячешь! — довольно осклабился Медведяка. — У меня в руках свои ниточки, про друзей завсегда помню, а потому интересуюсь. С тобой которая бежит, случайно, не супруга будет? Нет? Ну и ладно, — усмехнулся он, — пусть будет не жена, а хотелось бы посмотреть. Должно, красивая, сам-то ты парень хоть куда. В общем, выждем денек, а в четверг всем быть на месте: самое время, я все обмозговал.

Медведяка нисколько не изменился: крупный, на вид неповоротливый, он, как всегда, был ловок и быстр, как рысь. В последнее время он почти забросил контрабанду, а если и промышлял, то без прежнего размаха, чтобы в случае провала легче оправдаться перед властями. Николай Васильевич это одобрил и тут же увидел, как расцвел от его слов Иван Ситный.

— Ты во мне все нутро перевернул. С тех пор как расстались, не переставал думать про жизнь. Главное ведь что? Людей настоящих узнал. Все башковитые, могли бы и при теперешнем положении хорошо жить, ан нет — без революции им никак невозможно, подавай им счастье на всех сразу, на весь народ. А для всеобщего счастья и пострадать — награда. Так я это дело понимаю?

— Так, Иван Францевич.

— Ну, тогда до встречи в старой корчме. Сходиться по одному и в разное время. Будто все с контрабандой, а я у вас за атамана.

— А как к этому отнесутся твои прежние дружки?

— Обыкновенно. Такие случаи у нас бывают — иногда отпочковываемся.

Первой в условленное место пришла Елена Федоровна. В платочке, повязанном по-деревенски, с корзиной в руках. Некоторое время она бродила неподалеку от корчмы, высматривала грибы и, правда, набрала десятка два краснушек. Потом она присела на пенек и начала их перебирать. Это был условный знак: хвоста нет. Вскоре явился другой «грибник» — Савельев, у него за плечами болтался специальный ящик с дырками, сделанный по всем правилам. Увидев Елену Федоровну, он поздоровался с нею и тут же заметил с сожалением:

— Одни мухоморы.