Преданность. Повесть о Николае Крыленко

— Стало быть, дошло и до тебя, раб божий! — рассмеялся Николай.

Костя был предельно откровенен с другом, часто поверял свои сердечные тайны, а однажды, когда они, по своему обыкновению, задержались после лекций в пустой аудитории, где часа через два должны были собраться члены нелегальной студенческой организации, он признался в том, что пишет «лирические миниатюры».

— Хочешь, прочту кое-что?

— Давай, время пока есть.

Костя достал из кармана затасканную тетрадь и напевно, явно наслаждаясь музыкой фраз, начал читать: — «Я не могу преодолеть желания писать о детстве. И нельзя сказать, что оно у меня было какое-то особенное, исключительное, но даже мысль о том, что я мог бы поведать, например, о черемухе в цвету, необычайно волнует меня…»

— Нашел чем взволноваться. Если хочешь знать, садовники ее вырубают, чтобы от нее не заразились другие деревья.

— Не перебивай, рационалист!..

— Не сердись, но, по-моему, несколько сентиментально.

Костя хмыкнул, снова почесал затылок, но промолчал. По-видимому, он ожидал восторженных похвал и теперь был несколько обескуражен. Поэтому, когда Николай заговорил о другом, он явно обрадовался.

— Как ты относишься к нашей организации? — спросил Николай.

— А что, звучит весьма впечатляюще: «Центральная организация С.-Петербургского университета»!

— А ты не находишь, что у нее нет своей твердой, убедительной позиции?

— Вот и сказки об этом сегодня.

— Сегодня, пожалуй, не стоит: речь у нас сейчас пойдет о студенческой нелегальной сходке, а я вдруг вылезу со своими сомнениями. Нет, не годится. Всякому овощу свой срок.

— Не годится, так не годится, — тут же согласился Костя и предложил со своей всегдашней непоследовательностью: — Давай, пока есть время, сбегаем в кухмистерскую заморить червячка или возьмем пирожков на углу у Блехмана. У меня давно уже кишка кишке кукиш сулит!

— Ты, Костя, безнадежный экономист, только и думаешь о своем животе, — рассмеялся Николай.

— Не всегда о брюхе думаю, кроме того, я еще усиленно под твоим воздействием развиваю самосознание, — ухмыльнулся Костя. — «Я — червь, пока я невежествен… но я — бог, когда я знаю».

— Ничего ты не понял, шут гороховый! Плеханов что подчеркивает?..

— Давай, давай, Брокгауз и Ефрон!

— «Материалисты-диалектики прибавляют: не следует оставлять светильника в темном кабинете «интеллигенции»! Пока существуют «герои», воображающие, что им достаточно просветить свои собственные головы, чтобы повести толпу всюду, куда им угодно, чтобы лепить из нее, как из глины, все, что им вздумается, — царство разума остается красивой фразой, благородной мечтою. Оно начнет приближаться к нам семимильными шагами лишь тогда, когда сама «толпа» станет героем исторического действия и когда в ней, в этой серой «толпе», разовьется соответствующее этому самосознание».

— Так и я о самосознании. Сегодня, пока ты спал, сны смотрел, взялся за работу Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Повторяю, заметь: взялся.

— А «Что делать?» одолел?

— С карандашом в руках. Между прочим, я и Бернштейна извлек в публичке: Ленин разложил его на составные части, вот мне и захотелось самому сопоставить… Нет, я иду к Блехману, а то с тобой умрешь с голоду без покаяния.

— Не успеешь, наши собираются.

Заседали недолго: решили назначить сходку на 18 октября. Выступить на ней поручили Николаю.

…Он начал прямо с места словами Ленина:

— Русская социал-демократическая… социал-демократия не раз уже заявляла, что ближайшей политической задачей русского пролетариата должно быть ниспровержение самодержавия!

Он шел к трибуне, его звонкий быстрый голос как бы прокладывал ему дорогу. В его руках не было ни конспекта речи, ни даже листочка бумаги. Он остановился возле кафедры, оглядел аудиторию, отыскал глазами Костю Сухаря и, словно забыв о том, что кроме Кости здесь собралось около двух тысяч студентов всех курсов, да и не только студентов, продолжал доверительно, как в беседе с глазу на глаз:

— Нынешний пролетариат не желает ограничиваться требованиями сытной похлебки, он хочет добиться свободы слова, свободы собраний! Только единая партия с ясно выраженной целью поможет ему освободиться от гнета помещиков и капиталистов, а не сладкозвучные увещевания господ либералов, не разрозненные кружки, не организации с расплывчатыми задачами. — Он чуть было не сказал «как организация Петербургского университета», но сдержался, опасаясь возникновения ненужных сейчас дебатов по этому поводу.

Николай говорил не повышая голоса, почти без жестов, лишь иногда энергично сжимал кулак.

— Вы только послушайте! Этот в карман за словом не лезет: прирожденный оратор, — сказал своему соседу худощавый седоусый человек, по виду рабочий.