Преданные богам(и) (СИ)

– Бей ее по лапам! Не дай ей уйти! Только не убей ее!

Ежели убить выворотня, то его проклятие попросту перейдет на другого зверя. Поэтому надо во что бы то ни стало разрушить проклятие на этой волчице.

Вообще-то, выворотни разумны и даже в зверином обличье понимают человечью речь. Да что там понимают, и говорить могут! Побасенки про говорящего Серого Волка и иже с ним животин, вопящих «не убивай меня, я тебе еще пригожусь!» на самом деле истории о выворотнях.

Это Ганька вспомнил слишком поздно. Но то ли помогли его молитвы. То ли Хмеля была слишком голодна. То ли она решила, что один безликий и один оборотень, лишенный полных сил из-за растущей Луны, не угроза для нее (они и впрямь не были угрозой). То ли попросту решила избавиться от свидетелей ее существования. Как бы то ни было, но она после Ганькиных неосторожных слов не сбежала, а ринулась в бой.

Круговерть прыжков, ударов, уклонений и ранений Ганька плохо запомнил. Кузнецу удалось снести выворотню заднюю лапу и переломать переднюю. Когда Хмеля собралась было завыть, Ганька впечатал ей кистень в горло. Недостаточно сильно, чтоб разорвать его, но достаточно, чтоб повредить связки. Не хватало им тут только волчьей стаи!

Вдруг из леса в нос выворотню прилетел еще один комок дурман-травы. Сухо треснул и взорвался, разлетаясь зеленым облаком. Волчица вдохнула его, чихнула, снова взревела, замахиваясь из последних сил, но на спину ей тотчас опустилась палица, ломая хребет.

Ганька обессилено упал в снег. Вмиг потеплевший и покрасневший.

– Ранен? – Гармала подлетел к нему, с развевающимся за спиной черным плащом похожий на летучую мышь.

– Царапина! – отмахнулся Ганька, когда чуткие, длинные персты полезли ощупывать его живот. Неожиданные, непривычные ощущения. – Снимай лучше проклятие с выворотня поскорей! А то кабы не получилось, что я тут кровь зазря проливаю! Приложил ты ее знатно, не дай бог окочурится!

Шутливые попытки огрызаться отвлекали от боли. Казалось, в живот Ганьке напихали горящих угольев и от души поворошили кочергой. В поле зрения попал лежащий ничком бездыханный кузнец. И когда только успел?

Гармала забормотал какой-то волкодавский наговор. Ганьке сначала показалось заморский, чужестранный, уж больно чудно слова в нем звучали. А потом понял, что Гармала его просто читает задом наперед. Да лихо так шпарит! У Ганьки б язык узлом завернулся…

Последнее, что он увидел, было чудище, превращающееся в обычную волчицу. С перебитыми лапами и хребтом. Опустившаяся ей на голову палица была милосердием…

Очнулся Ганька уже утром. Над головой плыла небесная лазурь, полускрытая пушистыми еловыми лапами. С них срывались капли тающего снега. Одна попала Ганьке на нос, и он хлюпнул, подбирая текущие сопли. Небо тотчас перестало плыть, а в поле зрения замаячило бледное лицо с бельмами глаз.

– Как ты? – скупо вопросил Гармала, вновь принимаясь ощупывать его ребра.

– Твоими молитвами! – Ганька вяло забрыкался, отпихивая волкодава, и даже смог сесть.

Оказалось, он лежал на самодельных дровнях, тянул которые, по-видимому, Гармала. Меж стволов елей проглядывали знакомые бревенчатые стены «Брехливого хмелевара». Далеко они от той деревни! Это сколько же он без сознания валялся?

– Две ночи и один день, – просветил Гармала, вновь впрягаясь в дровни, аки первостатейная тягловая лошадь. И судя по той легкости, с которой ему это удавалось, близилось полнолуние.

– Спасибо, что подлатал, – насилу выдавил из себя Ганька. Осознание, что повязки на его ребрах новые, миролюбия не добавляло, но не поблагодарить волкодава за спасение было бы скотством.

– Это я должен быть благодарным тебе за помощь, – хмыкнул Гармала. – Без тебя я ловил бы выворотня, как ты говоришь, до морковкиного заговенья. Не передумал еще в волкодавы соваться?

– Нет! – неожиданно даже для себя решительно отозвался Ганька. – Хочу стать сильнее, быстрее и умнее! Чтоб не трястись боле перед чудищами, как осиновый лист на ветру!

Пусть чудища в его жизни и не те, на которых обычно охотятся волкодавы.

Гармала снова тихо хмыкнул. Как почудилось Ганьке, одобрительно.

– Что с кузнецом? – поинтересовался осторожно.

– Мертв, – просто ответил Гармала. – Я отнес его в деревню и отправил сокола в Тенёту, сообщил о волчьей стае. Стрельцы должны с ними вскоре разобраться. Негоже оголодавшим зверюгам без вожака на свободе разгуливать.

– А выворотень? Ты выяснил, кто ее проклял?

– Ворожей, – твердо заключил Гармала, останавливаясь у трактира. – Не волхв и не наузник. Сударь Одолен на вече был прав, в Подлунном мире вновь объявилась ворожба.

Ганька задумался. Свидетелей снятия проклятия с выворотня нет. Сам Ганька тогда валялся без чувств. Гармале ничего не стоило заявить, что выворотень был проклят наузником или волхвом. То, что он подтвердил появление ворожея, не снимает ли с него подозрения в ворожбе?

– На кой ляд его вообще создавать? – Ганька недоуменно хлюпнул носом.