Преданный

Она как по команде надула губы и раздвинула сдвинутые ноги, пришлось срочно сглатывать обильно выпавшую во рту слюну. Мы все глядели ей вслед, пока она шла на кухню, безмолвно восхищаясь ее идеальным тылом. Когда она скрылась на кухне, Шеф откинулся на спинку дивана и сказал: Эйфелева башня. Прямо за окном. Ну ладно, не совсем за окном. Вдали. Но все равно Эйфелева башня, вон она. Могу дать бинокль, если захочется рассмотреть поближе. Люди платят какие-то безумные деньги, чтобы жить возле Эйфелевой башни, а я почти ничего не плачу и все равно прекрасно ее вижу. Ну и кто тут самый умный? Никто мне не мешает и не водит экскурсий у меня под дверью. Фараоны не переживают за туристов и богатых жителей. Они ведь защищают одних туристов да банкиров. А здесь что? Если б тут было много белых людей, фараоны слетались бы сюда, как навозные мухи на навоз. Но белые люди не хотят здесь жить. Парков мало, шарма мало и какого-то je ne sais quoi им мало тоже. И маловато белых, вот что самое важное. Замкнутый круг. Когда белых и так много, их станет еще больше. Когда белых мало, другие белые тоже заезжать не спешат, боятся. А мы воспользовались возможностью.

Мы?

Азиаты! Китайцы, вьетнамцы. Твои желтые братья и сестры, ну или сводные братья и сводные сестры. Теперь это наша территория. Мы всегда жили где придется, в основном потому, что у нас особо и не было выбора. Я, правда, мог поехать в Штаты. Но выбрал Францию. Знаешь почему? Тут конкурентов поменьше. В Штатах и без меня хватает бизнесменов из Азии. Во Франции азиатов не так много, а те, что есть, – просто бараны. Но местное азиатское сообщество будет только расти, и им всем понадобятся мои услуги.

«Бизнесменами» у Шефа явно назывались гангстеры, но я только и сказал: был я в Штатах. Бизнесменов там и правда много.

Именно. А здесь больше возможностей. Если я вижу возможность, я ее не упущу. Упускать возможность – это все равно что выпускать из рук еду. А с едой все просто: есть еда – надо есть. Согласен? Смотри. Он указал на кофейный столик, где в белой пластмассовой миске с синими узорами, напоминавшими узоры на вазах династии Мин, лежала горка переливчатых вишен. Что ты видишь?

Черноволосые головы беженцев в утлом суденышке, которых туда набилось столько, что нельзя и пошевелиться. При одном воспоминании об этом я чуть было не заскулил, но, сдержавшись, ответил: вишни?

Неидеальные вишни, сказал Шеф, сделав вид, будто не заметил моей недостойной мужика слабости.

Одни вишни были круглыми и вполне идеальными, такого насыщенного темно-красного цвета, что казались черными, другие же пестрели многообразием размеров и форм. Несколько вишен срослись друг с дружкой и от этого, если их единение было симметричным, напоминали пару ягодиц. Но чаще всего одна вишня была больше другой, и от этого весь плод превращался в горбуна.

Я их покупаю на китайском рынке, потому что французские рынки – рынки для белых – ни за что не станут такое продавать. Шеф схватил деформированную двойную вишню и сунул ее в рот. Зато они дешевле, а вкус один и тот же. Страшная сиська на вкус такая же, как и красивая, – это, конечно, если глаза закрыть.

Значит, страшную вы предпочтете красивой? – спросил Лё Ков Бой.

Шеф улыбнулся и ответил: я что, по-твоему, дурак? Конечно, хорошо, когда все кругом красивое, но если нет – тоже жить можно. Я могу купить квартиру рядом с Эйфелевой башней, но зачем? Люди – белые люди – будут думать: это что еще за азиат? Фараоны будут думать: что этот азиат тут делает? Соседи будут думать: ну надо же, желтопузый заехал, глазам своим не верим. Чудные они, эти белые. Они считают, будто мы, азиаты, слишком уж держимся вместе, но ведь когда белые приезжают в наши страны, они только и делают, что держатся вместе.

Лё Ков Бой рассмеялся, секретарша рассмеялась тоже. Она внесла серебряный поднос с тремя стаканчиками, на дне каждого стаканчика было налито на полпальца сгущенки. Сверху были пристроены алюминиевые фильтры, через которые на сгущенку медленно капал черный кофе, и все разом умолкли, когда секретарша нагнулась, чтобы поставить поднос на кофейный столик. Она села на диван, я снова сглотнул, и Шеф выжидающе на меня посмотрел. Что мы тут делали? Ах да, лизали Шефу жопу. Я тоже посмеялся, но всего секунду, не больше, потому что от шума у меня зазвенело в голове. Шеф кивнул и сказал: здесь белые люди говорят, что нам не стоит держаться вместе, а когда мы перестаем держаться вместе, они говорят, что мы утратили свою культуру.

Безвыходная ситуация, сказал Лё Ков Бой.

Нет, выход есть, сказал Шеф. Надо только смотреть на мир не так, как на него смотрят белые. Думаешь как белый – все, тебе хана. Вот, например, белые считают нас за баранов. И в целом не то чтобы ошибаются. Наши люди думают, что если они, как бараны, будут соблюдать закон, то их тут сразу примут и зауважают. Какое убожество. И вот это я собираюсь изменить, потому что знаю: белые не станут нас уважать, пока не начнут нас бояться, а бояться они нас начнут только тогда, когда поймут, что мы можем нарушить их закон.