Ее руки касаются моей талии, и она прижимается ко мне, или прижимает меня к себе - я не знаю, что именно. Ее руки движутся по моей спине, и я хочу ее так, как никогда не хотел, не просто из-за необдуманного физического желания, а из-за настоящего, особого желания. Не для кого-то, только для нее.
Я касаюсь ее спины, ее волос. Этого сейчас достаточно.
Я должна плакать? - спрашивает она, и это занимает у меня секунду, чтобы понятЬ, что она опять говорит об Але. Хорошо, потому что если это объятие вызывает у нее слезы, то мне следовало бы отметить, что я абсолютно ничего не знаю о романтике. Что в любом случае правдиво. - Со мной что-то не так?
- По-твоему, я знаю что-то о слезах? - Мои непроизвольно появляются и исчезают через несколько секунд.
- Если бы я его простила...думаешь, он был бы жив?
- Я не знаю. - Я кладу руку на ее щеку, мои пальцы касаются ее уха. Она и правда маленькая. Меня это не заботит.
- Мне кажется, что это моя вина, - говорит она.
То же чувствую и я.
- Это не твоя вина. - Я прислоняюсь лбом к ее лбу. Ее дыхание согревает лицо. Я был прав, это лучше, чем держаться на расстоянии, это намного лучше.
- Я должна была. Я должна была простить его.
- Возможно. Возможно, все могли сделать лучше, - говорю я и, не думая, выдаю поговорку отреченных. - Но сейчас мы можем лишь позволить вине напоминать нам, что в следующий раз мы должны быть лучше.
Она немедленно отстраняется, и я чувствую знакомый импульс - быть скупым в словах, чтобы она не запоминала их и не задавала вопросов.
- Из какой ты фракции, Четыре?
Я думаю, ты знаешь.
- Это неважно. Важно то, где я сейчас. И тебе тоже следовало бы это запомнить.
Я больше не хочу быть близко к ней; это все, что я хочу. Я хочу поцеловать ее; сейчас не время для этого.
Я касаюсь губами ее лба, и никто из нас не двигается. Нет пути назад, не для меня.
Кое-что, что она сказала, приклеилось ко мне на целый день. Этого никогда бы не случилось в Отречении.
Сначала я поймал себя на мысли о том, что она просто не знает, о чем говорит.
Но я ошибаюсь, а она права. Ал не умер бы в Отречении, а также он не напал бы на нее. Они могут быть не так безупречны, как я верил - или хотел верить, - но они и не совсем злые.
Я вижу карту сектора Отречения, ту, что нашел на компьютере Макса, стоящую у меня перед глазами, стоит мне их закрыть. Предупрежу я их или нет, я предатель в любом случае, тех или других. Итак, если преданность не возможна, к чему мне тогда стремиться?
Немного времени у меня занимает разработка плана действий. Если бы я был нормальным бесстрашным парнем, а она была нормальной бесстрашной девушкой, я бы пригласил ее на свидание и мы бы гуляли возле пропасти, где я бы выпендрился своим знанием кварталов Бесстрашия. Но это выглядит слишком обыкновенно после того, что мы друг другу сказали, после того, как я видел самые темные уголки ее сознания.
Может в этом и есть проблема - сейчас все однобоко, потому что я знаю ее, знаю, чего она боится, что любит, что ненавидит, но все, что она знает обо мне - то, что я ей сказал. А то, что я ей сказал, слишком размыто и неопределенно, потому что у меня проблемы с определением.
После того, как я все продумал, остается одна проблема - сделать это.
Я включаю компьютер в комнате пейзажей страха и настраиваю его, чтобы он выполнял мою программу. Я беру со склада два шприца с сывороткой для симуляции и помещаю их в специально приспособленную для них коробку. Затем я направляюсь к спальне перешедших, еще не зная, как сделать так, чтобы она осталась одна достаточно долго, чтобы я смог попросить ее пойти со мной.
Но затем я вижу ее с Уиллом и Кристиной, стоящую у ограждения, и я должен окликнуть ее и спросить, но я не могу этого сделать. Я сошел с ума, собираясь позволить ей попасть в мою голову? Позволить ей увидеть Маркуса, узнать мое имя, узнать все, что я так сильно старался скрыть?
Я иду по тропинке в Яму, живот скручивает. Я захожу в вестибюль, огни города начинают гаснуть вокруг нас. Я слышу ее шаги на ступеньках. Она пришла за мной.
Я верчу черную коробочку в руке.
- Раз уж ты здесь, - говорю я небрежно, что на самом деле смешно,- ты можешь пойти со мной.
- В твой пейзаж страха?
- Да.
- Я могу это сделать?
- Сыворотка подключит тебя к программе, но программа решает, чей пейзаж страха ты пройдешь. Сейчас программа настроена на мой.
- Ты позволишь мне его увидеть?
Я не могу посмотреть на нее. – Зачем, по-твоему я приглашаю тебя? - Живот скручивает еще сильней. - Есть вещи, которые я хочу тебе показать.
Я открываю коробку и вытаскиваю оттуда первую сыворотку. Она наклоняет голову, и я ввожу сыворотку, как мы обычно делаем во время симуляций страха. Но вместо того, чтобы самому ввести сыворотку, я предлагаю коробку ей. Это должно быть моим способом вечернего времяпрепровождения.
- Я никогда раньше этого не делала, - говорит она.
- Здесь, - я касаюсь того места. Она немного трясется, когда вводит иглу, боль знакома, но она меня не беспокоит. Я делал это слишком много раз. Я смотрю на ее лицо. Пути назад нет, пути назад нет. Время увидеть, из чего мы оба сделаны.