Предатель (ЛП)

- Знаешь, это то, о чем я никому не рассказываю. Даже своим друзьям. - Я смотрю на темную, мутную воду и на то, что плавает на ее поверхности - мусор, выброшенная одежда,  бутылки, похоже на маленькие корабли, собирающиеся в путешествие. - Мой результат был ожидаем: Отречение.

- Ох. - Она хмурится. - Но ты все-таки выбрал Бесстрашие?

- В силу необходимости.

- Почему тебе пришлось уйти?

Я отворачиваюсь, не уверенный, что могу озвучить свои причины, потому что, признавая их, я становлюсь предателем фракции, я чувствую себя трусом.

- Ты должен был сбежать от своего отца, - говорит она. - Не потому ли ты не хочешь быть лидером бесстрашных? Потому что, если ты станешь им, тебе снова придется его увидеть?

Я пожимаю плечами. - Поэтому, и еще я всегда чувствовал, что я не совсем принадлежу бесстрашным. По крайней мере, не таким, какие они сейчас. - Но это не совсем так. Я не уверен, что сейчас самое время рассказать ей о том, что я знаю о Максе и Джанин, и об атаке - эгоистично, но я хочу сохранить этот момент для себя, лишь на некоторое время.

- Но... ты потрясающий, - говорит она. Я поднимаю брови. Она выглядит  смущенной. - Ну, по стандартам бесстрашных. Четыре страха - неслыханно. Как ты можешь не принадлежать этому месту?

Я снова пожимаю плечами. Чем больше проходит времени, тем страннее для меня, что мой пейзаж не изрешечен страхами, как у любого другого. Многие вещи заставляют меня нервничать, беспокоиться, чувствовать себя неудобно… но, когда я с ними сталкиваюсь, я могу действовать, меня не парализует.  Мои четыре страха, если я не буду внимателен, парализуют меня. Вот и вся разница.

- У меня есть теория, что самоотверженность и храбрость не так уж и отличаются. - Я оглядываю Яму, возвышающуюся высоко над нами. Отсюда я могу видеть лишь маленький клочок  неба. - Всю свою жизнь ты тренируешься, чтобы забыть себя, поэтому, когда ты в опасности, это становится твои первым инстинктом. Я так же легко могу принадлежать и Отречению.

- Ну да. Я ушла из Отречения, потому что была недостаточно самоотверженна, как бы я не старалась.

 - Это не совсем так, - говорю я с улыбкой. - Девчонка, которая позволяет метать в себя ножи, пожалев друга, кто нападает на моего отца с ремнем, чтобы защитить меня - эта самоотверженная девчонка разве не ты?

При этом освещении она выглядит так, будто бы пришла из другого мира, ее глаза настолько бледные, что кажется, будто они светятся в темноте.

- Ты внимательно следил, не так ли? - спрашивает она, будто читая мои мысли. Но она говорит не  о том, что я смотрю на ее лицо.

- Мне нравится наблюдать за людьми, - отвечаю я хитро.

- Думаю, ты не подошел бы Искренним, Четыре, потому что ты ужасный лгун.

Я опускаю руки вниз, рядом с ее руками, и наклоняюсь ближе.

- Отлично. - Отеки спали, ее длинный узкий нос вернулся в обычное состояние после нападения, рот тоже. У нее приятный рот. - Я наблюдал за тобой, потому что ты мне нравишься. И... не называй меня Четыре, хорошо? Очень... приятно. Снова слышать свое имя.

Она выглядит сбитой с толку.

- Но ты старше, чем я... Тобиас.

Это звучит так хорошо в ее исполнении. Будто нет ничего постыдного.

- Да, эта огромная двухлетняя разница непреодолима, не правда ли?

- Я не пытаюсь быть самоуничижительной, - говорит она упрямо. - Я просто не понимаю этого. Я младше. Я не красивая. Я…

Я смеюсь и целую ее в висок.

- Не спорь, - прдупреждает она, будто у нее перехватило дыхание. - Ты знаешь, что это так. Я не уродлива, но и точно не красавица.

Слово "красавица" и все, что оно подразумевает, кажется настолько бесполезным сейчас, что у меня нет на это терпения.

- Прекрасно. Ты не красива. И что? - Я двигаюсь губами к её щеке, пытаясь проявить немного смелости. - Мне нравится, как ты выглядишь. - Я отступаю назад. - Ты чертовски умна. Ты храбрая. И даже когда ты узнала о Маркусе, ты не посмотрела на меня тем взглядом. Словно я… избитый щенок или что-то в этом роде.

- Ну, - говорит она уверенно. - Ты не такой.

Инстинкты не подвели: ей стоит доверять. Мои секреты, мой позор, мое имя, от которого я отрекся. Правду, и прекрасную, и чудовищную. Я знаю это.

Я прикасаюсь губами к её губам. Наши глаза встречаются, и я улыбаюсь и снова ее целую, на этот раз более уверенно.

Этого недостаточно. Я притягиваю ее ближе, целую настойчивей.  Она оживает, обнимает меня и прижимается ко мне, и этого все еще недостаточно, как такое возможно?

Я веду ее обратно к спальне перешедших, мои ботинки все еще влажны от речных брызг; она улыбается мне, когда проскальзывает через дверной проем. Я направляюсь к своей квартире, и очень скоро головокружительное облегчение снова уступает место беспокойству. Где-то между тем моментом, когда я смотрел, как ремень обвивает ее руку в моем пейзаже страха  и тем, когда я говорил ей, что самоотверженность и отвага зачастую это одно и то же, я принял решение.