Я окинул взглядом приближающиеся башни, тысячи мужчин, заполонивших площадь перед стеной, лестницы, осадные машины различного назначения. Потом я оценил стены. Людей было слишком мало. Судя по всему, результат сражения был предрешен. Косианцы долго ждали этого дня.
Слева от меня, на флагштоке, словно вызов захватчикам, гордо развивалось порванное в нескольких местах знамя. Желтый знак «Ар» на красном фоне, ниже которого шла, желтая волнистая линия. Штандарт Форпоста Ара, символизировавший власть Ара на Воске. Боюсь, недолго ему осталось реять над стеной, подумал я.
Затем, я вытащил длинный стержень из его крепления, и с грохотом опустил его рядом с лежащей на спине, связанной фигурой. Девушка попыталась подняться, но ее ноги по-прежнему были связаны, и она неуклюже завалилась на бок. Публия попыталась отползти, но я схватил ее за ногу и подтянул к тому месту, где я хотел, чтобы она находилась.
— Пожалуйста, не надо! — заплакала Леди Клодия, протягивая ко мне руки, но я просто отпихнул ее в сторону, чтобы не мешалась.
— Готова ли Ты признать себя рабыней? — спросил я, обращаясь к Публии.
Она заметалась, издавая дикие утвердительные звуки и энергично кивая головой упрятанной в мешке.
— Ты узнала мой голос, не так ли? — уточнил я.
Публия снова закивала. Похоже, первое, что она поняла наверняка, это то, что она прибыла на место казни на моем плече, а не на плече палача. Видимо надежда разгорелась в ней с новой силой. Ведь будь здесь палач, понятия не имеющий, кем она была на самом деле, и полагающий, что перед ним шпионка и предательница Леди Клодией, то он, скорее всего, просто загнал бы в нее кол, поставив его в крепление, ушел бы, чтобы сняв маску, занять свой пост на стене. С другой стороны, я-то хорошо знал, кем была скрытая под тканью пленница. Кроме того, мои слова, должны дать ей некоторую надежду, что она, оказавшись в моих руках, могла бы иметь, по крайней мере, небольшой шанс на пощаду, хотя за него, возможно, придется уплатить такую тревожащую ее цену, как собственное признание своего унижения до категоричной и бескомпромиссной гореанской неволи.
Леди Клодия склонила голову и прикоснулась к моему плечу, демонстрируя мне свою благодарность. Я поднял Публию на колени.
— Ты — рабыня? — строго спросил я.
Девушка энергично закивала. Леди Клодия восхищенно захлопала в ладоши, хотя сама она уже давно знала, что она ничем не лучше.
— Ты просишь разрешения, — спросил я, — придать этому законность, произнеся соответствующую формулу самопорабощения?
Она снова закивала головой, и я, ослабив узел, стянул ткань на ее лоб. Конечно, я помнил, что она была красива, но я не помнил, что настолько. Далее я ослабил узел завязок державших кляп, и вытянув промокший комок из ее рта, позволил ему повиснуть на шее девушки. Теперь она смотрела на меня с благодарностью.
— Говори, — приказал я.
— Я — рабыня! — произнесла девушка.
— Она — рабыня! — негромко воскликнула Леди Клодия.
Пленница испуганно сжалась, взволнованно задрожала, вдруг осознав себя беспомощной рабыней.
— Теперь, Ты — рабыня, Публия, — сказала Леди Клодия, с любопытством разглядывая ее.
— Она больше не Публия, — заметил я. — Ее еще никак не назвали.
Рабыня испуганно уставилась на меня. Она еще успела вскрикнуть, когда я принялся возвращать на место кляп. Потом она снова могла только мычать и стонать, когда я завязывал на ее затылке узел.
— Что Вы делаете? — удивленно спросила Леди Клодия.
Глядя в дикие глаза рабыни, умоляюще смотревшие на меня, я снова натянул ткань на место, скрывая ее смазливую мордашку, и закрепил завязки у нее на шее.
— Что Вы делаете? — повторила Леди Клодия уже громче и требовательнее.
— Она, находясь в твоем обличии, помогла нам зайти неузнанными, настолько далеко, насколько смогла, — пожал я плечами. — Таким образом, принесла нам всю пользу, на которую была способна. Больше мы в ней не нуждаемся.
— Что Вы имеете в виду? — прошептала Клодия.
Я наклонился и поднял стальной заостренный стержень.
— Нет! — вскрикнула женщина, умоляюще глядя на меня.
Я прижал острие к внутренней поверхности бедра рабыни, и она, застонав, запрокинула голову.
— Вы знали, что она объявит себя рабыней! — крикнула Клодия.
— Она — рабыня, — кивнул я. — Это было понятно сразу.
— Я — не меньше рабыня, чем она! — заявила Клодия.
— Верно, — согласился я.
— И теперь, — закричала она, — после того, как Вы вырвали из нее признание того, что она была рабыней, и она сама произнесла формулу, порабощающую ее, Вы готовы, даже не в достоинстве свободной женщины, а в страдании и унижении простой рабыни, посадить ее на кол!
— А разве Ты не знаешь, что эта рабыня, когда она была еще свободной женщиной, прямо таки жаждала увидеть тебя насаженной вот на этот стержень? — осведомился я.
— Это не важно! — крикнула женщина. — Это ничего не значит!