Предатели Гора

Наконец, я поднял стержень и установил его в гнездо крепления. Снизу из цитадели и со стены послышались нестройные крики, по-видимому, там собралась небольшая толпа приветствовавшая появление кола выглядящего обремененным жертвой. Тем не менее, я сильно подозревал, что большинство мужчин сейчас были обеспокоены другими делами. Позади медленно приближающихся башен, частично под их прикрытием, к стене приближались сотни врагом. Самим осадным башням осталось пройти до стены уже меньше сотни ярдов. В данный момент косианцы выравнивали строй башен. Атака будет намного более эффективной, если аппарели всех башен опустятся одновременно. Именно это сейчас интересовало мужчин на стенах, чьей задачей было защитить цитадель. Разрозненные попытки забраться на стену с помощью кошек и приставных лестниц, прекратились. Однако между приближающимися башнями, были видны и десятки тех, кто нес собой веревки с кошками и команды с лестницами.

— Изогнись, — скомандовал я новообращенной рабыне, висевшие на колу. — Теперь продолжай извиваться энергично и очаровательно, иначе я посажу тебя на кол так, как и полагается!

Девушка, принялась извиваться и дергаться, изображая полную беспомощность.

— Вы действительно сможете посадить ее на кол? — тихо спросила Леди Клодия.

— Конечно, — заверил я женщину, что кстати не было неправдой.

До нас донесся смех снизу, со стены, и, как мне показалось, даже со стороны косианских порядков. Похоже, они тоже не испытывали большого уважения к предателям.

Леди Клодия задрожала.

— Эй-эй, не так активно, — предостерег я рабыню, — подергалась немного, теперь замедляйся. Через некоторое время вытянись, замри и попытайся не шевелиться.

Рабыня, что еще недавно была Леди Публией, подвешенная на колу, промычала что-то, по-видимому, означавшее, понимание ее задачи.

— Что с тобой? — спросил я Леди Клодию.

— Это ведь я должна была сейчас дергаться на колу, — прошептала она.

— Но этого же не произошло, — успокоил ее я.

— Таран ударил в ворота, — прокомментировала женщина, донесшийся снизу глухой удар, заставивший башню вздрогнуть.

— Пора уходить, — сказал я Леди Клодии, поворачиваясь к выходу с верхней площадки.

— Но сейчас же небезопасно, — вздрогнула она, окидывая взглядом панораму перед стеной, но, тем не менее, поспешила за мной.

Оказавшись внизу, на стене, мы оглянулись назад, и посмотрели на вершину надвратного бастиона. Все действительно выглядело так, как если бы прежняя Леди Публия сидела на колу.

Осадные башни уже были не более чем в тридцати ярдах от цитадели. Лично я не видел никаких шансов на то, что когда упадут аппарели и начнется атака, оставшиеся на стене люди каким-то образом окажутся в состоянии ее остановить.

— Если ее спасут, — заметила Клодия, оглядываясь назад на обнаженную фигуру, кажущуюся посаженной на кол, — Скорее всего, она будет отрицать, что она — рабыня.

— Но ведь даже в этом случае, — пожал я плечами, — сама-то она все равно будет знать, что она — рабыня, хотя бы в ее сердце.

— Действительно, — вынуждена была признать Клодия.

Рабыня не может освободиться сама. Ее может освободить только владелец. Состояние рабства, в общем-то, не требует ошейника, клейма, ножного браслета, кольца, или любого иного видимого символа неволи. Такие атрибуты, столь символичные, столь глубоко значимые, сколь и полезные для того, чтобы пометить имущество, идентифицируя его хозяина, не так уж необходимы для рабыни. В действительности, хотя их закрепление может по закону произвести порабощение, в конечном итоге, сами по себе, лишь символы неволи, и не стоит их путать с реальностью неволи. Рабыня, сняв ошейник, не становится автоматически свободной женщиной, а остается всего лишь рабыней, которая находится без ошейника. Точно так же рабыня — по-прежнему останется ею, даже если ее клеймо вдруг волшебным образом исчезнет, или если она была сделана рабыней неким другим способом, или если она еще не была заклеймена. Некоторые рабовладельцы, возможно, как мне думается, по глупости тянут с клеймением своих рабынь, а некоторые, возможно, самые глупые, не клеймят их вообще. Однако такие девушки, попав в собственность новых владельцев, обычно обнаруживают, что эта оплошность может быть быстро исправлена.

— Рабыня, которая лжет о своем рабстве, — заметил я, — никоим образом, не становится меньше рабыней. Она становится всего лишь рабыней-обманщицей.

— Я слышала, что неволю трудно скрыть, — кивнула Леди Клодия.

— Это особенно верно, — согласился я, — если женщина была рабыней какое-то время. Это может быть выдано разными способами, движениями тела, определенной робостью, уважением, тем как она встает на колени, по оговоркам, и прочему. Известно, что работорговцы, да и другие достаточно опытные мужчины, могут опознать рабыню среди женщин одетых в одежды сокрытия, просто взглянув на ее походку, выслушав, как она говорит, или просто посмотрев в глазах. Потом ее остается только раздеть, найти клеймо и передать для наказания.

Клодия выжидающе смотрела на меня.