Читаем Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью полностью

Я устроила «чистую» машину, чтобы быть в полной уверенности, что нам не поставили жучок или радиомаяк и что за нами не следят ни Департамент юстиции, ни бандиты. Меры предосторожности должны были соблюдаться по максимуму.

Когда они подъехали, я уже с час как на месте. Вим выходит из машины и идет ко мне, полный сил, сияя от счастья, как ребенок.

— Привет, моя милая сестра, — возбужденно кричит он.

Мы прощаемся со Стином, и я говорю:

— Садись.

— Машина чистая? — спрашивает он.

— Разумеется.

Мы едем в место, куда я его устроила. Это курортный отель с шале примерно в пятидесяти милях от Амстердама. Бронировала я на девичью фамилию матери, потому что при упоминании моего имени любые надежды на анонимность рухнут. Я выбрала самое шикарное шале, чтобы Вим мог наслаждаться роскошью после всех этих лет. И я оставлю ему машину, чтобы он мог передвигаться.

По дороге к шале мы проезжаем «Макдоналдс», и я останавливаюсь, чтобы порадовать его бургером.

— Ох, как это здорово, Асси, мне этого так не хватало.

* * *

В 2006 году у моего брата, находившегося в заключении, обнаружилась серьезная сердечная патология. Он был на грани смерти, но все же выжил, поскольку, как говаривала мама, «сорная трава на корню крепка». Я вообще была удивлена, что у него есть сердце — мы этого как-то не замечали раньше.

По его словам, врачи давали ему не больше двух лет жизни. В действительности Вим полностью восстановился и мог прожить лет до ста. Но роль инфарктника он старательно исполнял до самого последнего дня заключения. Он соблюдал строжайшую диету и отказывал себе во всем — не ел соленого, а потребление жидкости ограничил шестью банками диетической колы.

Он играл настолько убедительно, что вполне заслуживал «Оскара».

Через час после выхода на свободу с диетой было покончено. Теперь она больше не нужна — ведь никаких привилегий, как в тюрьме, она не давала.

Прибыв на место (которое ему понравилось), мы разобрали его вещи и организовали встречу с Питером Р. Де Врисом. Вим понимал, что репортеры будут охотиться за ним, чтобы получить первые комментарии и фото после освобождения. Чтобы избежать этого, он решил сделать заявление, которое будет составлено под его полным контролем, и предоставить средствам массовой информации «официальную» фотографию.

Для этой цели был выбран Питер, которому было разрешено взять интервью и сделать фото. Это должно было разрядить обстановку. Остальные перестанут за ним гоняться, а сам Вим сможет проконтролировать содержание материала. Вим хотел предстать в облике слабого человека, и поэтому в интервью с Питером главное внимание должно было быть сосредоточено на плохом состоянии его здоровья. Сердце функционирует только на четверть, и жить осталось всего ничего. Доктора давали ему два года, а поскольку с тех пор прошло уже пять лет, все может быть кончено в любой момент.

Вим покажет Питеру свою коллекцию таблеток и расскажет про строгую диету и про то, что он ел только собственноручно приготовленное. Он хотел продемонстрировать общественности только это и не собирался затрагивать другие темы. Ему нужно было, чтобы его враги преуменьшили его значимость. Старый больной человек, который не стоит того, чтобы тратить деньги на его судебное преследование или физическое устранение.

В любом случае времени у него оставалось не так много.

Мы встречались с Питером на опушке леса где-то в районе Эт Хой. В ожидании его приезда Вим захотел, чтобы я ввела его в курс происходившего на протяжении последних нескольких лет. В лесу, в отсутствие тюремщика за стеклом, записывающего каждое наше слово, мы впервые могли разговаривать свободно. Тем не менее, опасаясь направленных микрофонов, мы старались говорить шепотом. Мы обсуждали его нынешнее положение в преступном мире, все расследования, фигурантом которых он являлся, его женщин и необходимость делать деньги.

Ожидание Питера серьезно затянулось. Вим стал раздражаться, и его настроение резко изменилось. Хорошо знакомый мне Вим не замедлил выйти наружу.

— Звони Питеру! Где этот сукин сын? Кто он такой, чтобы заставлять меня здесь торчать? Я же ему сенсацию даю! — злился он.

Я набрала Питера, который сказал, что едет. Спустя несколько минут он появился.

— Привет, Ас! — сказал Питер.

— Привет, Пит, — ответила я.

Я чувствовала себя крайне неудобно. Совсем недавно я говорила Питеру, что не хочу, чтобы Вим вообще когда-либо вышел на свободу. А сейчас я была здесь в качестве его конфидентки. Питер не сдал меня. Он знал, в какой опасности я окажусь, если Вим узнает, как я отношусь к нему на самом деле.

Вим со свойственным ему умением начал морочить Питеру голову насчет того, что не представляет опасности, поскольку смертельно болен, — это было послание, которое он хотел донести через СМИ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги, о которых говорят

С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить
С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить

На дворе 1970-е годы, Южная Америка, сменяющие друг друга режимы, революционный дух и яркие краски горячего континента. Молодой англичанин Том оставляет родной дом и на последние деньги покупает билет в один конец до Буэнос-Айреса.Он молод, свободен от предрассудков и готов колесить по Южной Америке на своем мотоцикле, похожий одновременно на Че Гевару и восторженного ученика английской частной школы.Он ищет себя и смысл жизни. Но находит пингвина в нефтяной ловушке, оставить которого на верную смерть просто невозможно.Пингвин? Не лучший второй пилот для молодого искателя приключений, скажете вы.Но не тут-то было – он навсегда изменит жизнь Тома и многих вокруг…Итак, знакомьтесь, Хуан Сальватор – пингвин и лучший друг человека.

Том Митчелл

Публицистика

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза