Предательский кинжал

— Бедное мое дитя! — единственное, что мог сказать Джозеф в ответ на очередную ее глупость. — Вы должны быть стойкой и успокоиться. Мы все должны быть стойкими! Нат хотел бы этого!

Печаль овладела всеми присутствующими, когда до них дошли слова Джозефа. И Матильда поняла: его усилия заставить всех забыть настоящего Натаниеля и вместо этого принять плод его розового воображения скоро увенчаются успехом. Она спросила:

— Что же нам делать?

— Мы уже послали за доктором, — ответил Джозеф, послав дружеский взгляд в сторону племянника. — Больше мы ничего не можем сделать.

— Мы можем поужинать, — сказала Паула, выражая в словах недостойную мысль, которая приходила на ум не одной ей.

Раздался вскрик. Валерия сказала, что она заболевает от одной мысли о еде. Мотисфонт заметил, что сейчас не время думать об ужине.

— Сколько же вы хотите ждать? — спросил Стивен. — Уже половина десятого.

Мотисфонт настолько обиделся на Стивена, что с трудом подавил злость. Из-за Стивена он чувствовал себя дураком, какой-то злой гений заставлял его выкидывать глупости одна нелепее другой.

— Разумеется, никому из нас и в голову не придет ужинать сегодня вечером, — сказал он.

— Почему мы не можем поесть сейчас, если мы все равно собираемся сделать это завтра? — поинтересовался Стивен. — Когда же нам будет прилично поесть?

— Вы насмехаетесь надо всем!

Джозеф выступил вперед, положив одну руку на плечо Стивена, а другую — на плечо Мотисфонта.

— Дорогие мои, успокойтесь! — мягко сказал он. — Не забывайте… не позволяйте этой нервозности одолеть вас!

— Я позвоню, — сказала Мод и позвонила.

— Ты вызвал полицию? — спросила Паула брата.

— Не будем обсуждать это, дети мои! — сказал Джозеф с неуместным оптимизмом.

Казалось, вопрос Паулы дал волю сдерживаемому возбуждению. Даже Матильда обнаружила, что говорит: "Кто же это мог сделать?". Во время этого бессмысленного галдежа вошел Старри, с соответствующим всему произошедшему суровым и мрачным выражением лица. Он встал у двери, как статист на похоронах.

— А, вот и наш добрый Старри! — сказал Джозеф, вовлекая его в семейный круг таким дружеским обращением.

Но это было не так легко. Старри не шелохнулся, презирая людей, которые не знают своего места.

— Вы звонили, сэр? — сурово спросил он.

— Да, да! — ответил Джозеф. — Вы слышали ужасную новость? Не стоит и спрашивать!

— Не стоит, сэр. Новость сообщил штату прислуги Форд. Я крайне огорчен услышанным, сэр!

— А, Старри, вы тоже чувствуете это! Что за трагедия! Какое ужасное потрясение!

— Да, действительно, сэр, — ответил Старри, выражая этими простыми словами ту обиду, которую он испытывал. Все должны были почувствовать, что он никогда бы не согласился служить Натаниелю, если бы мог предвидеть такой вульгарный поворот событий. Вполне разумно было предположить, что он сделает заявление об уходе при первой же возможности.

Несколько обескураженный, Джозеф сказал:

— Будет лучше, если вы подадите ужин. Хозяин не захотел бы, чтобы для его гостей что-нибудь изменилось, ведь так?

— Очень хорошо, сэр, — сказал Старри, отказываясь выражать свое мнение по этому спорному вопросу.

Он удалился, оставляя за собой след своего неодобрения. Вспоминая возбужденные вопросы и восклицания, прерванные его появлением, все почувствовали, что переступили грань допустимого в обществе. Мотисфонт откашлялся и заметил, что он не знает, что надо делать.

— А я знаю, — сказала Валерия. — Я хочу сказать, я никогда не думала, что такое может случиться со мной! Стивен, мама очень рассердится! Я точно знаю, мне надо уехать домой!

— В Рождество поезда ходят довольно редко, — заявила Мод. — А когда идет снег, они могут застрять.

— Но я не могу ехать поездом! — сказала Валерия. — Стивен привез меня на машине.

— Извини, — сказал Стивен, — я не могу уехать.

— Но, Стивен, ты же потом можешь вернуться, правда? Не хочу показаться надоедливой, но у меня не такие уж крепкие нервы. Я неделями не могу успокоиться даже из-за пустяка! Буквально!

Он не ответил ей. Ироничность сменилась напряженностью и даже глупость Валерии не смогла вызвать знакомого насмешливого выражения на его лице. Отвечать пришлось Ройдону.

— Я был бы рад отвезти вас домой, — сказал он. — Я вижу, вы из тех легко возбудимых натур, которые обладают повышенно острой чувствительностью.

— Да, мама говорит, что я живу просто на нервах.

— В твоем бесчувственном теле нет ни единого нерва, — сокрушительно произнесла Паула.

Валерию никогда в жизни так не оскорбляли. Она багрово покраснела, глаза у нее засверкали, казалось, общее напряжение выльется во взаимные оскорбления.

Тут в комнату вошел Старри, объявляя, что ужин подан. Ссора не состоялась. В подавленном молчании гости Натаниеля вышли из комнаты.

Старри убрал приборы с места Натаниеля во главе стола. Эта пустота немедленно бросилась в глаза всем присутствующим, внезапно и непроизвольно напомнив всем о его смерти. Она вдохновила Джозефа на восклицание: