К тому моменту, как Петр заглянет в зал, воздух уже взорвется от матерщины, а пол будет усыпан стекляшками и красными (отнюдь не от вишневого сока или кетчупа) носовыми платками. О да, все переменится! Люди, еще мгновение назад казавшиеся сохраняющими остатки благоразумия, превратятся в осоловелых головорезов. Топот, гомон, беснование, неистовство. Что же они вознамерятся предпринять, эти обуреваемые безумием пьянчуги? С неслыханной свирепостью, как герои заправских вестернов, авторы рассказов для детей будут безостановочно разбивать бутылки о головы друг друга, девушки-филологи тоже не станут чиниться и примутся таскать соперниц за волосы и швырять во все стороны «домиками» (тарелками с ягодным суфле). Бряк, дзынь, шлеп, шмяк! Эссеисты примутся кататься под полу, лягаясь и выкручивая друг другу руки, улучая момент, чтобы садануть противнику по ребрам. Куча-мала будет ходить ходуном, забурлит, заклокочет, примется гарцевать в зверском танце! Почтенных писателей, еще минуту назад излучавших непоколебимый авторитет, вмиг собьют с ног и начнут возюкать мордами по полу под аккомпанемент подбадривающих воплей вроде «Ну, тварь, получи свое!» (мы не решимся приводить здесь полный список взаимных любезностей). Обезумевшие дамы, одержимые желанием переломать кости оппонентам, примутся швырять во все стороны бутылки и стулья. Звон! Грохот! Поэтический лай и вой! Одним словом, форменная свалка. Будь он в родном городке… Но нет, нескоро провинция сумеет противопоставить что-то столь грандиозному побоищу. Кстати, целовальники полностью испарятся, а вопрос «Все ли вкусно?» в этот вечер больше не прозвучит ни разу (на это исчезновение, впрочем, никто, как вы без труда сможете догадаться, не обратит внимания).
К застывшему в изумленье Петру вовремя подбежит спасительница Грета, успев эвакуировать его до того, как сражающиеся начнут кромсать электрические лампочки, уничтожив последние приметы разделения на своих и чужих. Устремившись за проворным Шакуршиновым, они протиснутся к выходу. Последними отголосками бала станут раздающиеся из темноты жалобные стенания и беспощадные удары: кого-то будут ритмично дубасить головой об стол, почти не нарушая тактового размера 3
/4. Бесконечный хряск битых стекол под каблуками. И еще звук раскалывающей зеркало бутылки, который ни с чем невозможно спутать.Абзац. Красная строка.
Наконец можно будет выдохнуть. Итак, злосчастный «Суффикс» останется позади (да, нулевой флексией его не назовешь). Но нет нужды уточнять, что вся выбравшаяся на свободу кумпань будет одержима лишь одним желанием: пролонгировать веселую пирушку, так прискорбно прерванную нерадивыми коллегами. Выбор падет на гостеприимную квартиру Шакуршинова. Идея продолжить попойку именно там будет встречена литературной братией с необыкновенным воодушевлением. О, эти незабываемые мгновения! Звон высоких фужеров, подобный бою хрустальных курантов! Ах, дивные вечера! Подлинное торжество!
Литераторы, постоянно жалующиеся на то, что с деньгами у них не густо, каким-то образом смогут сочетать свое нищенство с постоянным перемещением на такси, а некоторые даже будут передвигаться на личных автомобилях. Таков, например, Павел Мо – скромный редактор известного в узких кругах литературно-философского журнала «Чан», перемещающийся по городу на собственном микроавтобусе и в периоды пробок коротающий время в перманентном перечитывании «Феноменологии духа» (этот том вы непременно обнаружите, если переведете взгляд с сиденья водителя на пассажирское кресло). Мо доставит к Шакуршинову большинство беллетристов, не пожелавших сложить буйны головы в драке. Кстати, именно хозяин гостеприимной квартиры плюхнется своим обширным задом прямо на лежащую на сиденье книгу. «Только не задницей на Гегеля!» – в ужасе выбасит Мо. «Я лишь левой половинкой», – тихим сипом попытается оправдаться Шакуршинов. Как ни странно, примирить коллег удастся Петру, который обнаружит незаурядное чувство юмора: «Вероятно, перед нами левый гегельянец». Острота будет принята на ура. В знак благодарности Евгений предложит ему глотнуть коньяка из фляжки (это шакуршиновское пойло зарекомендует славу крестильного шприца для подающих надежды литераторов). Затем тема разговора сменится: все начнут вспоминать инцидент в «Суффиксе», ужасаться, давать оценки, хвастаться доблестью, а кое-кто даже продемонстрирует боевые шрамы.