Предчувствие «шестой волны»

А увлечение классической филологией, в свою очередь, как раз и свело меня с фельдмаршалом Линдбергом.

Произошло это случайно. Фельдмаршал, командующий резервной — тогда ещё резервной! — группой армий «Паннония», объезжал с инспекцией периферийные гарнизоны. В Рагузе его штабу отвели квартиру в помещении бывшей духовной академии. Типичное здание, предназначенное не для жизни. Высоченные облупленные потолки, странные арки между секциями коридора, узкие комнаты, похожие на кельи. Но в том же здании была очень неплохая старинная библиотека, в которую кое-кто из офицеров, разумеется, полез и сразу обнаружил там массу интересных вещей — например, редчайшее, отпечатанное в Турине в конце XVI века, издание Тацита. Поскольку все знали, что фельдмаршал ещё со времён гимназии отличается любовью к античной литературе, это издание было немедленно отнесено к нему на стол. Перелистывая книгу на сон грядущий, фельдмаршал застрял на одном месте, где были, как ему показалось, непонятные разночтения. Свидетелем разговора на эту тему я случайно и оказался.

Впрочем, не так уж случайно: в том, что на караулах стояли именно солдаты нашего отряда, как раз заключалась некоторая идея. Главные командования всех стран мира часто использовали эту идущую со времён августов традицию: поручать ближнюю охрану не своим, а чужим — бывшим пленникам, перебежчикам, предателям, ренегатам, янычарам… В общем, людям, у которых оказалась разорвана большая часть связей с внешним миром — и которые именно поэтому надёжнее любых элитных коронных частей. Даже на самом пике войны, роковой зимой тридцать седьмого года, охрану штаба группы армий «Азия» нёс не кто-нибудь, а терские казаки. Надо сказать, что и в ходе той зимней битвы, и особенно после её конца казаки воевали прекрасно и умирали старательно, регулярно демонстрируя идиотские чудеса вроде атак степной кавалерии на танки. Им теперь действительно было на всё наплевать.

Но я опять отвлёкся… Так вот, услышав, как один из бездельничающих в данную минуту штабных офицеров пытается выдать по памяти латинскую цитату, я не удержатся и произнёс вслух правильный перевод. Офицер, разумеется, посмотрел на меня с огромным изумлением. Но мне тогда уже тоже было на всё наплевать, и я просто-напросто отрекомендовался: подпоручик такой-то, бывший магистр классической словесности. Если вам нужно разобраться в Таците — могу помочь.

Вот так меня и представили командующему группой армий. Беляев эту историю в общих чертах уже знал, поэтому особых вопросов у него возникнуть не могло. Или разведку заинтересовали какие-то подробности о фельдмаршале? Но — зачем? Какое нам сейчас до него дело?

Беляев между тем старательно состроил задумчивую мину.

— Видишь ли, — сказал он, — не исключено, что ваше общение было гораздо более серьёзным, чем ты думаешь. Вспомни, в какое время это происходило…

Я помнил. Моё знакомство с фельдмаршалом состоялось весной, а через полтора месяца — тоже весной, но поздней — случилось покушение на риксканцлера: знаменитый взрыв бомбы на совещании в Ставке. После чего ГТП исполнило свою давнюю мечту и прошлось по армии частым кровавым гребнем. Следствие было свирепое; дошло до того, что специально для замешанных в заговоре военных имперские юристы восстановили старые способы казни — по слухам, некоторые генералы были в Эльсинорской крепости натурально колесованы. Линдберг тогда уцелел, и я считал, что уж он-то к событиям непричастен. Хотя, конечно, разговоры с ним могли бы навести и на иные мысли — но что такое разговоры?…

— По-моему, вы порете какую-то ересь, — сказал я честно. — Был или не был Линдберг связан с заговором — какое это сейчас имеет значение?

— Такое, что мне интересна структура его личности. И не смотри на меня, как на идиота. Ты когда-нибудь слышал, что при чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные меры?

Видимо, у меня был действительно очень глупый вид, когда я хлопал глазами, пытаясь осмыслить это заявление. Беляев вздохнул и ничего пока не стал говорить, а просто развернул карту.