Верховный жрец долго молчал, обдумывая услышанное. Не спеша он подошел к камину и подкинул в огонь полено, затем вернулся к окну и произнес:
— Противоположность. Это неожиданно и в то же время — логично.
— Я не понимаю, мессир, — растерянно сказал Мархат. Ему показалось, что верховный жрец забылся и начал говорить о чем-то своем, не имеющем отношения к делу.
В отличие от командира Севера все прекрасно поняла, она ведь и сама много размышляла о противостоянии Невеи и Фарамора. Они теперь полные противоположности друг друга, как вода и огонь. И конечно логично, что рано или поздно на каждое проявление зла находится тот, кто пытается это зло пресечь. Из этого вечного противостояния и состоит жизнь.
Не став объяснять Мархату смысл своих слов, Горхал спросил:
— Полагаю, вы знаете, кто носитель Темной Искры?
— Мой брат, — ответила Невея.
— Фарамор? Вот как? — Горхал явно был очень озадачен.
— А откуда вам известно о Темной Искре? — в свою очередь удивилась Севера.
— Откуда? Что ж, полагаю, мне следует вам кое-что рассказать, — глава храма обошел стол и сел в кресло. — Видите ли, — начал он, — нам, жрецам храма стало известно о тайном ордене чернокнижников Алтавира. Темная Искра появилась не просто так, она итог некоторых обрядов и жертвоприношений. Откуда нам все это известно? Хм… верховный совет храма давно знал о существовании ордена, но то, что главы чернокнижников обосновались в столице, мы даже не догадывались. Нам стало об этом известно благодаря случаю, можно сказать, нам повезло, если это слово вообще уместно в сложившейся ситуации. Оказалось, в орден входит много влиятельных людей, включая Дориара Эмунга, ближайшего советника Таракота, единственного человека к которому государь прислушивается. Да-да, представьте себе, проклятые чернокнижники сумели обосноваться в самых верхах власти! — покоящиеся на подлокотниках кресла ладони Горхала сжались в кулаки. Он покачал головой, вздохнул и продолжил: — Некоторые наши жрецы из верховного совета высказывают мнение, что смерть государыни Трейды, дело рук чернокнижников ордена. Доказательств этому, конечно, нет, но в этом предположении есть здравый смысл, согласитесь? Времена сейчас таковы, что храм не имеет теперь тех сил и влияния, какие были раньше, но даже теперь нам многое удалось узнать о деяниях ордена. Носителем Темной Искры должен был стать именно Дориар Эмунг. Почему этого не произошло, нам остается только догадываться… Видимо, Искра оказалась слишком своенравной, обладающей мощной неуправляемой волей. Она сама, совершенно неожиданно для чернокнижников, сделала свой выбор.
— Выбор, — словно эхо повторила Невея. — Почему она выбрала моего брата? Почему?
Севера подумала, что девочка обречена на то, чтобы задавать себе этот вопрос всю жизнь, делать предположения, сомневаться и в чем-то винить себя.
Горхал нахмурился и ответил:
— Не думаю, что нам, простым сметным, это дано понять.
— Как такое вообще могло произойти, — со злостью произнес Мархат. — Наши отряды преследуют чернокнижников по всей стране, а их гнездо здесь, в столице, и у них к тому же немалое влияние!
— В том, что произошло, есть и вина храма, — тихо и сожалением в голосе проговорил Горхал. — Во времена больших перемен надо быть бдительным. После смерти государыни Трейды все мы видели, кто восходит на престол, — не скрывая отвращения, жрец сильно выделил слово «кто». — Возможно, в какой-то момент мы могли изменить положение, как-то повлиять на Таракота, но этот момент был упущен. Теперь же храм не имеет прежней власти, его влияние утеряно. Как же быстро все произошло!.. Годы мирной, безмятежной жизни, когда правила Трейда, расслабили нас, сделали слепцами.
— А те головы на площади? — спросила Севера.
— Достаточно простого доноса или неосторожного слова, чтобы лишиться головы. Я уже и не знаю, что хуже — нынешняя власть или нежить. Как не больно, Невея, тебе будет это слышать, но возможно то, что Темная Искра выбрала Фарамора, а не Дориара — это к лучшему. Планы ордена спутались и теперь у нас есть ты.
Невее было трудно видеть в сложившейся ситуации положительные стороны. Темная Искра хоть и спутала планы чернокнижников, но исковеркала душу Фарамора. На одной чаше весов находилась призрачная надежда, о которой говорил верховный жрец, не другой же, то, что уже нельзя вернуть, часть жизни.
— Мы с Невеей шли за Фарамором, чтобы остановить его, — сказала Севера, обращаясь к Горхалу. — Вот только Мархат настоял на нашем возвращении в столицу, к вам, — она не стала говорить, что командир отряда практически не предоставил им выбора.
— Думаю, это правильно, — кивнул Горхал.
— Но, возможно, уже сейчас все было бы кончено, — возразила Севера. Она даже не желала допускать мысли, что их встреча с Фарамором могла закончиться поражением. С той минуты, как они с Невеей вышли из монастыря, дарния заставляла себя не сомневаться.
— К чему теперь гадать? — вздохнул жрец. — Вы здесь и нам надо думать о том, что будет, а не о том, что могло бы быть.
— У вас есть план? — с надеждой поинтересовался Мархат.
Эмунг взглянул на Невею.