Предел прочности. Книга третья.

- Что значит отменен? – возмутился Альберт Михайлович, мигом забыв про меня. А я бочком-бочком и ходу, насколько это было возможно с хромой ногой. Где-то здесь должна была быть бальная зала.

Долго искать не пришлось, ориентируясь на звуки музыки и громкие голоса я вышел… Это была действительно зала, огромная, как футбольный стадион. Так уж повелось, что все измеряю спортивными сооружениями, и здесь не стал делать исключения. По бокам колонны, в центре лакированный паркет, по которому кружатся в танце многочисленные пары. В конце расположена небольшая сцена, на которой играет живой оркестр - странное сочетание духовых и электрогитар, но звучит красиво. Смотрю на стены, представляющие собою сплошные балкончики в четыре яруса. Вижу важных господ с лорнетами и дам, обмахивающихся веерами. Сидят за столиками, пьют напитки и наблюдают за зрелищем, разворачивающимся внизу.

А посмотреть есть на что. Это вам не салон мадам Кики, где дамы одеты кто во что горазд, здесь правит настоящий бал. Дамы в белых пышных юбках до пола, утянутых корсетом, так что обнаженными остаются одни лишь плечики. Руки и те обтянуты перчатками выше локтей. Парни все как на подбор: в смокингах одного покроя, отличаются лишь цветовой гаммой платков в верхних кармашках.

Все двигаются в такт: барышни выстроились в одну линию, парни напротив. Поднимают руки, сходятся, и кружат в танце, так что в глазах рябит от юбок. Но вот удар по гитарным струнам, слышится переливчатый плач кларнетов и пары расходятся, дамы – элегантно подняв левую руку, а кавалеры – оловянными солдатиками, прижав конечности строго по швам. Приставные шажки вправо-влево, изящный поклон и снова вправо-влево.

Да, Петруха, это тебе не дискотека в ДК имени Ленина, где половину времени трешься возле стены, а другую - следишь за входом. В туалет так и вовсе толпой ходили, как и на улицу покурить. Некоторые умудрялись с девчонками знакомится, а мы лишь пацанов цепляли с соседних районов, бывало, что и до драки.

От былых воспоминаний отвлекло появление солиста. Парень в небрежно расстегнутой рубахе вышел к микрофону и затянул протяжное:

- Мы молоды и красивы, но правят бал они. За семью замками правду прячет мир.

Было в его виде что-то неправильное, резко контрастирующее с окружающей обстановкой: может нарочито неряшливый вид, а может слова песни, необычные для этого мира. Никаких розовых соплей про вечную любовь, посыл куда более глубокий. Или мне так кажется?

- В танце безупречном лик звериный скрыт.

Танец и вправду безупречен и лик звериный вижу. Того же МакСтоун, что кружит по паркету красивую блондинку. Руки дамы безвольно повисли вдоль тела, голова слегка запрокинута, на тонкой шее звездами сияет ожерелье. А вот и Вейзер, теперь уже бывший сосед держит за талию… Быть того не может, когда он успел помириться с Марго? Может очередные приступы галлюцинаций? Палец невольно тянется к веку, но я вовремя себя останавливаю.

Они это, сомнений быть не может. Вон и Авосян, его громадную фигуру трудно перепутать с чьей-либо другой, даже в сплошной мешанине из юбок и смокингов. Танцует он отнюдь не с Альсон – его спутница заметно выше, черты лица куда резче. Нашел себе пару Герб, успел-таки. А где эта мелкая пакостница, аристократка с ледяным сердцем?

Перед глазами мелькают многочисленные лица, некоторые из них хорошо знакомы по коридорам академии, другие вижу впервые. Вот Фред Валентино и память услужливо договаривает голосом МакСтоуна: пьяная скотина. Ничего он не пьяная, вполне себе трезвый, отвешивает столь глубокий реверанс, что диву даешься гибкости позвоночника.

А это одна из близняшек, что участвовала в «паучке», кажется, Елизавета или Мария. Только Нагуров и мог их отличить. Интересно, а где сам Саня, что-то я не вижу лучшего ученика потока. Зато вижу Затовцева, ступающего ряженым павлином по паркету и дама ему под стать: даже в череде одинаковых движений парочка умудряется выделяться особой напыщенностью.

Много лиц… знакомых лиц, но я ищу одно особенное, ради которого и пришел сюда. Всматриваюсь до рези в глазах, сквозь стену черных смокингов, мелькание юбок и блеск украшений. И нахожу тот самый греческий профиль и фас, и полуоборот. Голова чуть запрокинута назад, собранные в высокую прическу волосы обнажают тонкие линии шеи. Никогда раньше не обращал внимания на эту часть тела. Как и на многие другие… Я даже толком не знал размер ее груди, не видел отдельно попу или ноги. Зато мог вычленить ее смех из общего хора многоголосицы, узнавал шаги в коридоре: она всегда чуть спешила, вбивая правый каблучок сильнее левого. Мог назвать любимые блюда, предпочитаемую марку вин и музыкальные группы, которые она слушала. Специально не интересовался, но мозг отсеивал любые крупицы информации из общего потока, касающиеся Ловинс. Отсеивал, группировал и делал выводы помимо воли. Сколько всего скопилось в подсознании, связанного с ее именем, одно вселенной ведомо. Влюбленный болван…