Предел прочности. Книга вторая.

- Ага, позвоним, - Кристинка выразительно стучит пальцем по виску. – И что, помогло это вашему Малюхи, или Сашке Давыдову? У Гочи все менты подкуплены.

Бешенные стуки в дверь не замолкают ни на секунду, от шипения девчонок начинает болеть голова.

- Открывайте, - говорю я в полный голос. Ладошка Миры тут же закрывает мой рот, а друг зло выдает:

- Ты чего, с ума сошел? Это же Леша-дурачок.

- Мы вас спрячем, - конопатая Мира шепчет прямо в ухо, отчего по телу пробегают мурашки. Пытаюсь возразить, но ладошка плотно запечатывает мне губы. Приходится с силой отдирать руку девушки от лица.

- Короче, прятаться или сидеть до утра не собираюсь.

Очень хочется добавить, что я в отпуске, домой еле вырвался и родителей не видел целый год. Что до хрена в жизни других проблем и что меньше всего сейчас хочется ползать под кроватью, скрываясь от малолетнего дебила. Чувствую прилив нарастающей злости и раздражения на себя, на перепуганных девчонок, на растерянного Витька и неизвестного Лешу.

- Или открываете вы, или открываю я.

Кажется, Кристинка что-то такое прочитала в моих глазах, потому что уходит в коридор, нервно покусывая ноготки.

- Ну, Петруха, - зло бросает Витька мне в спину.

Я на кухне оставаться не собираюсь и перехожу в зал. Замираю в центре комнаты в ожидании непрошенного гостя. Хмурый Витька становится рядом, а Мира, мелькнув тенью, испуганно вжимается в огромное кресло.

- Че, бля! - слышу звонкое с порога, и следом в комнату влетает деловой пацаненок. Не знаю, сколько ему на самом деле лет, но выглядит максимум на пятнадцать. Сам тощий, уши лопухами, голова тщательно выбрита, только небольшая челка свисает над бровями. Цветастая рубашка расстегнута до середины, обнажая тощую грудь и золотую цепочку с крестиком на шее. Опускаю взгляд вниз и вижу босые ноги, торчащие из сланцев. Этот умник заперся в грязной обуви прямо на ковер. Мамка бы меня за такое полотенцем по шее.

- Аааа, бля! – довольно тянет пацаненок, заметив меня с Витьком. Сводит вместе кулаки, картинно хрустит костяшками пальцев.

- Обувь сними, - говорю я и с сожалением смотрю на красивый ковер под пыльными сланцами. Родители у Кристинки богатые, не поскупились на обстановку.

- Че на, вякнул? Да ты знаешь, с кем базаришь, волосок подзалупный?

- Знаю, - отвечаю я гостю. – Ты Леша-опездал.

Парень охреневает от такой наглости, разводит руки в стороны и смотрит по сторонам, словно пытаясь тем самым сказать: «не, ну вы слышали». Зрителей у него немного: кроме меня с Витькой, есть еще перепуганная Мира в кресле, и Кристинка, темным силуэтом мелькающая в коридоре.

- Слышь, лошара, да ты сам нарвался, - цедит он зло. – Ты хоть знаешь, кто мой брат.

Говорит еще что-то, но я не слушаю, охваченный волной злости. Не помню, что сделал: может рукой поманил, может слово обидное сказал, но факт остается фактом – пацаненок сорвался с места, кинулся на меня, зачем-то зажмурив глаза. Да еще и голову повернул чутка в бок, удобно подставляя скулу для удара. Я и ударил.

Сам удивился, с какой легкостью прошел хук справа. Кулак почти не чувствует сопротивления, словно бьет не в кость, а в мягкий податливый живот. Пацаненок запрокидывает бритую голову назад, странно всхлипывает и заваливается на пушистый ковер.

Моргаю… Чувствую, кто-то держит меня за локоть. Снова моргаю и вижу перед собой окровавленное лицо пацаненка. Зачем-то склонился над ним, держу за шиворот порванной рубахи, а правая рука отведена для очередного удара. Именно ее и удерживает Витька, что-то кричит. Орет и пацаненок, разбитыми всмятку губами, кровь капает с его подбородка, стекает ручьями из сломанного носа прямо на шикарный ковер.

Толчок в грудь – это Мира, веселая и конопатая Мира, смотрит с ненавистью. И ненависть эта отчего-то направлена на меня. Ладошки ее снова толкают в грудь и я, наконец, отпускаю пацаненка.

Все вокруг говорят одновременно, беспрестанно галдят, так что я теряюсь в наступившем хаосе голосов. Ловлю взглядом движение – это Кристинка рукой указывает на дверь. Жест, не требующий двоякого толкования, еще и друг тянет за собой.

В подъезде Витька молчит, в лифте тоже не произносит не слова. Я прислоняюсь к стенке и вдыхаю, пропахший мочой и куревом, воздух. Напротив, красными буквами выведена информативная надпись: Ваня – дурак. Странно, обычно дураком называют меня, а здесь какой-то Ваня.

- Тебе смешно? - очень нервно, даже зло, произносит друг.

- Иван-дурак, - говорю я и киваю на надпись, - прям как в сказку попали.

Почему-то такое сравнение мне кажется забавным.

- Да, мы попали.

Фразу друга обрывает мерзкий скрип расползающихся створок – лифт прибыл на первый этаж. В подъезде атмосфера не лучше: тот же запах извечного табака, перемешанный с вонью из мусоропровода. Ароматы стоят насыщенные: сказывается июньская жара и отсутствие всяческой вентиляции. Открытые окошки в подъезде не помогают: на улице штиль, нет и намека на легкий ветерок.