Пределы реформ. Министерство внутренних дел Российской империи в 1802-1881 годах

Политические воззрения Валуева позволяют лучше уяснить эволюционные процессы внутри самодержавия и МВД после 1861 года. Его идеология представляется весьма удобной точкой отсчета для сопоставления точек зрения по самым разным вопросам прочих высокопоставленных русских чиновников: Валуев был равноудален как от «просвещенной» партии (великого князя Константина Николаевича, Милютина, Головина и даже Лорис-Меликова), так и от ригористичных консерваторов, вроде графа Д. А. Толстого или К. П. Победоносцева. Валуевская ниша располагалась где-то в середине разномастного русского политикума, но этот «просвещенный консерватизм» существовал отнюдь не в безвоздушном пространстве[202]: невзирая на блестящие аналитические выкладки и инновационные программы, новые вызовы 60-х годов, вкупе с традиционным наследием самодержавных институций и политики, утвердили его поборником неколебимой автократии с опорой на прочное и лишь несколько им пересмотренное представление о «министерской», административной власти. И в этом смысле напряженность валуевской мысли с точностью отражает напряжение, встроенное в идеологию и институциональную структуру МВД.

Уже с первых лет своей службы Валуев зарекомендовал себя пылким критиком самодержавной системы, доставшейся Александру II от отца. Составленная им в 1855 году записка «Дума русского» почти сразу привлекла внимание великого князя Константина Николаевича и великой княгини Елены Павловны [Валуев 1891: 349–360]. Константин Николаевич даже издал циркуляр для своих подчиненных по Морскому министерству, содержавший выдержки из валуевской критики. Так, обращаясь к причинам поражения России в Крымской войне, Валуев задается следующим вопросом: «…благоприятствует ли развитию духовных и вещественных сил России нынешнее устройство разных отраслей нашего государственного управления?» – на который тут же дает неутешительный ответ:

…отличительные черты [нашего государственного управления] заключаются в повсеместном недостатке истины, в недоверии правительства к своим собственным орудиям и в пренебрежении ко всему другому. Многочисленность форм подавляет сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь. Взгляните на годовые отчеты. Везде сделано все возможное; везде приобретены успехи; везде водворяется, если не вдруг, то по крайней мере постепенно, должный порядок. Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, правду от неправды или полуправды, – и редко где окажется прочная плодотворная польза. Сверху блеск; внизу гниль[203].

В «Думе русского», а после еще и в записке от 2 октября 1856 года, поданной им – тогда губернатором Курляндской губернии – в Комиссию о губернских и уездных учреждениях (занимавшуюся вопросами уменьшения корреспонденции и упрощения процедур), Валуев хлестко проходился по формализму, чрезмерной централизации министерской системы и недостатку единства между институтами правительства и его верхушкой[204]. Валуев утверждал, что чрезмерная централизация подавила взращивавшийся Сперанским департаментализм, подразумевавший независимость различных административных инстанций, наделенных равно легитимными полномочиями. Но и в 50-е годы Валуев уже тщательно отделял децентрализацию министерских полномочий и самодержавную власть: последняя для него как была, так и осталась неприкосновенной. Говоря же о недостатке единства, он с негодованием указывал на то, что министры были склонны «действовать, по возможности, особняком», не поддерживая начинаний друг друга и не преследуя общих целей, но лишь «ревностно применяясь к правилам древней системы уделов»[205].