— Пойдем скорее, — Грезин сам торопил приятеля. — В горле страшно пересохло. Хочу пить, Петя, очень хочу.
12
Ровно через три недели, в прекрасный теплый солнечный день, каких много случается осенью на Дальнем Востоке, Грезин впервые после неудачного вечера в филармонии показался в общественном месте. Нарядный и красивый, в светло-сером новом костюме, в темно-синей сорочке, эффектно оттенявшей загорелое лицо и открытую сильную шею, он шел по дорожке городского стадиона, живо поглядывая вокруг.
Предстояло закрытие спортивного сезона, заключительный футбольный матч. Дмитрий Афанасьевич иногда выступал в качестве радиокомментатора, причем его поклонники уверяли, будто он это делает не хуже самого Вадима Синявского. Во всяком случае, в здешних местах соперников ему в этом искусстве не было.
Вчера вечером Грезин договорился о передаче со стадиона. При этом он сразу подумал: «Вот все и рассосалось. Теперь можно возобновить чтения по радио и в концертах по новой программе».
Сейчас он смотрел на знакомых и незнакомых с добродушной улыбкой, сверкая зубами, словно ничего с ним не случилось. Кое-какие ответные улыбки подтверждали: да, ничего особенного и не произошло, мало ли какие с кем бывают неприятности. Дмитрий Афанасьевич был убежден, что многие ему даже сочувствуют. И суд, и провал на литературном вечере выглядели в его глазах просто как козни недоброжелателей.
Около него собралась группка людей — два приятеля и три девушки, с которыми его только что познакомили.
— Вас не видно и не слышно, — сказала одна из них, улыбаясь.
— Так ведь уважительные причины, — ответил Дмитрий Афанасьевич, и все многозначительно закивали головами.
У Грезина было праздничное настроение — в тон солнечному дню и веселой обстановке вокруг. Посматривая на приятелей и девушек, он уже предвкушал удовольствия вечернего времяпрепровождения.
— Знаете что? — сказал он, взглянув на часы. — Я освобожусь ровно в четыре. Может быть, не дожидаясь вечера, мы сразу куда-нибудь и зальемся?
На том и порешили. Дмитрий Афанасьевич неторопливо и важно направился к обычному месту радиокомментатора в ложе на трибунах. К удивлению и удовольствию, он увидел там любимого своего футболиста — центра нападения «Зенита» Володю Костюшина.
— Что вы здесь делаете, маэстро? — засмеялся Грезин. — Вам через десять минут выходить на поле.
Он заметил мрачный и сосредоточенный взгляд, каким Костюшин смотрел на него. Скуластое лицо футболиста стало еще резче, глаза холодно поблескивали.
— Так что с вами, Володя? Какой-то у вас необычный вид! — снова засмеялся Грезин, хотя настроение у него уже испортилось.
Костюшин не удостоил диктора ответом. Он упорно молчал, не сводя с Грезина тяжелого взгляда, и под этим взглядом с лица диктора постепенно сползала улыбка. Он пожал плечами и сделал вид, что его очень интересуют бумаги с текстами завтрашних радиопередач, вынутые из кармана. Его тревожил безмолвный мрачный футболист. В чем дело, что случилось? Неужели опять какая-нибудь неприятность?
Все быстро объяснилось. Прибежала дежурная и сказала: его, Грезина, срочно требует к телефону председатель радиокомитета. Диктор поспешил в контору стадиона, с удивлением отметив, что Костюшин его сопровождаем.
Председатель был, как всегда, весьма немногословен:
— Передачи со стадиона не будет. Ясно?
— В чем дело, Владимир Иванович? Матч начинается через несколько минут.
— Он состоится без комментариев. Репортаж мной отменен. Ясно?
И председатель повесил трубку. Дмитрий Афанасьевич взглянул на Костюшина, торчавшего у конторы, и пошел прочь.
Какой скандал: матч начался без него! А ведь репортаж был объявлен в программе. Грезин шел вдоль высокой ограды стадиона, сквозь которую всюду упрямо пробивались колючие темно-зеленые ветки боярышника, а перед ним неотступно стояло мрачное и решительное лицо Костюшина. Он знал об отмене репортажа и, видно, хотел убедиться, что и Грезина об этом предупредили. День так хорошо начался, и вдруг снова неприятности. Почему надулся футболист: уж от него-то Грезин ничего плохого не ожидал. Молчал как камень и стоял туча тучей. Чем ему вдруг стал не по вкусу репортаж? Всегда раньше нахваливал. Может быть, до него дошел скандал с Катериной? Или что-то узнал он про Феню? И тоже решил включиться в кампанию по его, Грезина, воспитанию? Вообще, поездка в Ольдой оказалась прямо-таки роковой, какой бес потянул его туда. Эх, сентиментальный мужчина вы, Грезин!
Мысли Дмитрия Афанасьевича с каждым шагом принимали все более ровный, спокойный характер. Репортаж могли отменить по самым разным причинам. Костюшина Петя поможет затащить на вечеринку с девочками и там за рюмкой все по-мужски уладить. Ему, очевидно, наговорили про него всякие страсти, а теперь он поймет — ничего такого не произошло, из-за чего бы стоило устраивать Грезину такую суровую обструкцию. Если он надулся из-за Фени, то ведь не будь Феня чудачкой, все обошлось бы, как обходится всегда в подобных случаях.