Предложение джентльмена

Софи молчала, не зная, что сказать. Здесь, в детской, когда он стоял рядом, дыша праведным гневом, она никак не могла вспомнить, почему решила скрыть от него, что она та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада. Может быть, боялась, что он захочет сделать ее своей любовницей? Но это все равно произошло.

А может быть, сначала просто побоялась, а потом посчитала, что уже поздно? Если бы она, уже попав в дом его матери, призналась, кто она такая на самом деле, он бы наверняка пришел в ярость и накинулся бы на нее за то, что она ему сразу об этом не сказала. Что, собственно, сейчас и происходит, подтверждая тем самым ее правоту.

А может быть, все дело в том, что ее гордость была уязвлена. Она испытала острое разочарование оттого, что он сам ее не узнал. Если та ночь на балу-маскараде имела такое же огромное значение для него, какое имела для нее, почему он тотчас же ее не узнал? Два года она мечтала о встрече с ним. Два года каждую ночь видела его во сне. А он, увидев ее, не узнал…

А может быть, все гораздо проще? Может быть, она просто хотела себя обезопасить?. Не зная почему, она чувствовала себя в большей безопасности в образе безвестной горничной. Если бы Бенедикт знал, кто она такая — или по крайней мере знал, что она и есть та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада, — он стал бы преследовать ее. Упорно преследовать.

Конечно, он преследовал ее и считая горничной, но это совсем другое. Софи была в этом совершенно уверена. Ее социальный статус, а вернее — отсутствие такового, являлся для нее защитой. Такой человек, как Бенедикт — сын и брат виконта, — никогда не женится на служанке. А вот женится ли он на незаконнорожденной дочери графа? Нет, конечно. Однако в отличие от служанки незаконнорожденная дочь графа имеет право мечтать.

Но ее мечты, как и мечты служанки, никогда не сбудутся. Софи понимала, что чем больше она будет мечтать, тем большую боль принесут ей эти мечты. И всякий раз, когда она уже вот-вот была готова выдать свою тайну, она останавливалась, чувствуя, что, если скажет Бенедикту правду, сердце ее будет навеки разбито.

«Что сейчас и произошло», — с горечью подумала Софи.

— Я искал тебя. — Тихий, проникновенный голос Бенедикта,

Глаза Софи изумленно расширились и наполнились слезами.

— Искал? — прошептала она.

— Целых полгода, черт подери! Но ты как сквозь землю провалилась.

— Мне некуда было идти, — сказала Софи, сама не понимая, почему ему это говорит.

— У тебя был я!

Слова тяжело повисли в воздухе. Наконец Софи, в запоздалом порыве честности, проговорила:

— Я не знала, что ты меня искал. Но… но… — Она запнулась и закрыла глаза: так вдруг стало больно.

— Но что?

Софи судорожно сглотнула и, открыв глаза, поспешно отвела их в сторону, опасаясь смотреть Бенедикту в лицо.

— Даже если бы я знала, что ты меня ищешь, я бы не позволила тебе меня найти.

— Я тебе настолько неприятен?

— Нет! — выкрикнула Софи, взглянув ему прямо в глаза. В них застыла боль. Бенедикт умело ее прятал, но Софи уже достаточно хорошо его знала, чтобы разглядеть ее. — Нет, — повторила она, пытаясь говорить спокойным, ровным голосом. — Вовсе не поэтому.

— Тогда почему?

— Мы с тобой, Бенедикт, принадлежим к разным мирам. Уже тогда, когда мы с тобой впервые встретились, я знала, что у нас с тобой не может быть общего будущего. Тешить себя несбыточной мечтой? Нет, я не могла на это пойти. Это было бы слишком больно.

— Кто ты? — неожиданно спросил Бенедикт. Софи уставилась на него, застыв на месте.

— Скажи мне, кто ты? То, что ты не горничная, — это совершенно очевидно, черт подери!

— Я именно та, за которую себя выдаю, — проговорила Софи и, ощущая на себе яростный взгляд Бенедикта, поспешно прибавила:

— Почти.

Бенедикт шагнул к ней.

— Кто ты?

Софи попятилась.

— Я Софи Бекетт.

— Кто ты?!

— С четырнадцати лет я была служанкой.

— А до того кем ты была?

— Незаконнорожденной дочерью, — едва слышно прошептала Софи.

— Чьей?

— А это имеет какое-то значение?

Бенедикт угрожающе выпрямился.

— Для меня имеет.

Софи почувствовала, что сопротивление ее ослабевает. Она никак не ожидала, что он будет так настойчив.

— Кто твой отец? — не отставал Бенедикт.

— Ты его не знаешь.

— Кто он?!

— Граф Пенвуд! — крикнула Софи.

Бенедикт замер и не мигая уставился на Софи.

— Да, моим отцом был граф Пенвуд, а матерью — горничная. — И, видя, как побледнел Бенедикт, выпалила:

— Точно такая же горничная, какой являюсь сейчас я!

Повисла тяжелая пауза. Софи первой нарушила ее, проговорив тихим голосом:

— И я не хочу вести себя так, как вела себя моя мать.

— И тем не менее, если бы она вела себя по-другому, тебя бы не было на свете, — заметил Бенедикт. Софи промолчала.

— Ты солгала мне, — продолжал он.

— Я считала, что тебе незачем знать правду.

— А какое ты имела право решать за меня? — взорвался Бенедикт. — Ты что, думаешь, я не смог бы пережить эту правду? Ты что…

Уловив в собственном голосе визгливые нотки, Бенедикт осекся. Она превращает его в какое-то животное, противное и визгливое.

Нужно побыстрее уйти отсюда.

— Бенедикт? — Софи с тревогой взглянула на него.