Власть государства наполовину правовая, наполовину экономическая: неугодные поступки оно карает уголовной ответственностью, а неугодных граждан — перекрытием средств к заработку.
Представления Маркса о государстве не вполне ясны. С одной стороны, он солидарен с современными апологетами диктатуры пролетариата, но с другой — предвидит исчезновение государства, каким мы его знаем, после социалистической революции. Среди рекомендаций Манифеста коммунистической партии кое-что действительно играет на руку государственности, например «централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией» или «централизация всего транспорта в руках государства», или такие слова:
«Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и всё производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер. Политическая власть в собственном смысле слова — это организованное насилие одного класса для подавления другого. Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путём революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и своё собственное господство как класса.
На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».
Подобный взгляд Маркс пронёс до самой своей могилы, и неудивительно, что его последователи подались в госсоциалисты (хотя бы только на время, пока государство не одолеть). С другой стороны, синдикалисты, взявшие от Маркса только доктрину классовой борьбы, отвращаются от государства и не успокоятся, пока оно не исчезнет полностью — в этом отношении они близки к анархистам. Гильдеисты же, хоть и ославлены как экстремисты, но всё равно воплощают в этом вопросе любовь англичан к компромиссам. Синдикальные лозунги о присущих государству опасностях поссорили гильдеистов с госсоциализмом, но и не подтолкнули их в объятия к анархистам. Пришли к предложению равноправия двух органов власти, один из которых представляет интересы потребителей, объединённых по географическому принципу, и сохраняет преемственность по отношению к демократическому государству; другой же представляет интересы производителей, объединённых по гильдейской принадлежности, и организованных в виде отраслевого профсоюза. Так получаются две власти над двумя различными классами. Гильдеисты не ожидают от рабочих властей никакой роли в функционировании государства, сильно привязанного к строго определённым странам. Зато рабочая власть сама всё больше походит на государственную, обладая средствами принуждения, используемыми в случае необходимости. Ожидается, что даже синдикалисты не будут протестовать против профсоюзного принуждения по отношению к его членам. По строгости правление профсоюза наверняка будет походить на правительство нынешнего государства. При этом мы понимаем, что умножение властей поставит крест на безвластии и профсоюзной революционности, что, боюсь, не не слишком рискованное предположение, если судить по делам.