Суровость наказания только усугубляется мстительностью и страхом в наш век недружественности к правосудию, особенно если надеются хорошенько припугнуть за избегание наказания. Нынешнее право в основном стоит на страже собственности и богачей. Те, кому убеждения не позволяют жить в мире с правительством, выдвигают самые страшные обвинения закону, несправедливо потворствующему капиталистическому строю. Способы, которыми многие обогатились, куда опасней для общества, нежели малозаметные правонарушения бедняка, но всё равно безнаказанны, поскольку не подрывают общественный строй. Уж если мириться с правоохранительными органами, то использовать их нужно для предотвращения явлений, которые по-настоящему вредны обществу. Также как при обращении с нарушителями следует выкинуть из головы понятие вины. Но даже если следовать указанным рекомендациям, всё равно сохранение права не будет согласно с последовательным анархизмом.
До сих пор мы изучали власть государства, воплощённую в виде уголовного права. У нас все основания предполагать её неустранимость при возможном её другом применении, неосуждающем.
Следующим вопросом будет экономическая мощь государства, направляемая бюрократическим аппаратом. Социалисты-государственники отстаивают, будто не основанное на капиталистических отношениях государство не представляет собой никакой опасности для свободы. На мой взгляд, это жестокая иллюзия. Как бы мы ни выбирали руководителей, среди них всегда найдётся место для прирождённых сверхчеловеков. Инстинктивная склонность к тирании будет заострена претензиями на суждения о благе для общества. Подобно всем управляющим, они проникнутся религиозным почитанием действующего строя. Они не признают никакой революции, никаких переворотов — только реформаторская милость ласкового деспота. Кто считает, будто я сгущаю краски, должен изучить влияние и методы нынешних чиновников. По всякому вопросу они всё знают — учи, что называется, астраханца рыбу пластать. Разумеется, «астраханец» не знает, сколько требуется «рыбы»; не умеет сформулировать и решить свои проблемы. Зато бюрократия самоуверенно преподносит свои ответы министрам как единственно объективные решения, оставляющие возражения недовольных до ближайших выборов как политический вопрос. Так, по крайней мере, делают в Англии. Очень даже можно ожидать усугубления проблемы в условиях усиления властей при социализме.
Все, кто верен ортодоксальной демократии, могут спорить, что не будь власти капитала, и представительные органы справятся с язвами бюрократии, станут по-настоящему представительными. С такими заверениями идеологи анархизама-синдикализма не церемонятся. Французские ревпрофсоюзники живут в предельно демократизированной стране и всё равно сила государства направлена против них, что мешает им верить в волю народа. Идеальной для синдикалистов будет такая конституция, которая закрепляет широчайшие полномочия решительного меньшинства, сознающего их цели и готового за таковые бороться. Для прогрессивного человека очень естественно разочароваться в нынешнем демократическом представительстве. Думаю, никуда не деться от признания его преимуществ для всех существовавших до сих пор форм власти, но всё равно необходимо согласиться с анархо-синдикальной его критикой.
Критика эта была бы куда боле действенной, если бы предложили что-нибудь получше парламентской демократии. Синдикалисты даже не пытаются совратить обывателя своей аргументацией. Все их доводы сводятся к тому, что квалифицированное меньшинство работников жизненноважных отраслей промышленности стачечными методами разрушит национальную экономику и всех поставит раком. Это всё равно, что захватить электростанцию и держать электроснабжение в заложниках. Сама по себе доктрина апеллирует к принуждению и вызывает только лишь желание ответить силой. Бесполезно оправдываться, что конечной целью принуждения будет завоевание свободы, ведь предложенные порядки не основываются на воле масс. Смена общественных аттитюдов обычно происходит медленно, но иногда ускоряется под действием насилия — в этих пределах подобные методы и сработают. Однако истинной целью друга свободы является не принуждение, а убеждение. Навязывать свободу тем, кто не желает свободы в нашем понимании, значит расписываться в своей несостоятельности. Поэтому всем, кто уподобляется синдикалистам, лучше ждать успеха от риторики.
Но и путать цели со средствами тоже не стоит: как бы мы ни отвращались от попыток загнать голодом в страну Муравию, всё равно мы не спорим с тем, чего добиваются синдикалисты.