Предлунные

Каира снова взглянула в зеркало. Теперь она видела себя, Джайну, Финнена – и еще кого-то. Возле кровати стоял худой мужчина.

Лицо его скрывалось во мраке, в руке он держал нож.

Она зажмурилась и снова открыла глаза. Мужчина не исчез.

В спальне были трое, в зеркале отражались четверо.

Вскрикнув, Каира инстинктивно оттолкнула Джайну, которая ошеломленно уставилась на нее. Глаза ее, и без того широко раскрытые, распахнулись еще шире, а на шее появилась тонкая красная линия, быстро заполнявшаяся кровью.

В зеркале невидимый мужчина резал аниматорке горло.

Финнен и Каира среагировали одновременно. Руки парня соскользнули по оплетенному металлической сеткой плечу. Девушка вслепую схватила призрачную руку и дернула со всей силы, почувствовав, как тело поддается и летит в сторону, к зеркалу, которое треснуло в том месте, куда ударилась невидимая голова. Каира видела ее отражение, короткие темные волосы, а также спину сползавшего на пол убийцы. Она не заметила, продолжает ли он держать в руке нож.

Джайна упала на четвереньки. На белую постель обильно лилась кровь.

Все произошло столь быстро, что позже ни Финнен, ни Каира не могли вспомнить всех подробностей. Каира увидела в зеркале, как мужчина начинает неуклюже подниматься. Прыгнув к нему, Финнен подхватил невидимое тело. Нож рассек ему кожу на кисти – парень ощутил не боль, но внезапный жар. С другой стороны мужчину держала Каира, высокая и сильная, встряхивая его, словно соломенную куклу.

Несколько мгновений спустя зеркало было уже полностью разбито, а фигура убийцы отражалась в разбросанных осколках. На них капала кровь, собиравшаяся также в ячейках металлической сетки; казалось, будто в воздухе висят размытые красновато-серебристые очертания разбитой головы.

Каира посмотрела на мертвую Джайну, а Финнен – на Каиру.

Глаза девушки были пусты, словно ореховая скорлупа, но сказанное ею звучало вполне разумно и логично:

– Теперь я понимаю, почему она не хотела оставаться одна. Она думала, что, если мы будем с ней, он не придет, – она тряхнула головой. – Она думала, что мы ее защитим.

Интерлюдия Лиа Тистра

Тистра – дитя Принципиума, которое отец заказал лишь с одной целью: девушка должна была стать идеальной любовницей, красивой, чувственной и податливой. Именно такой она и стала, но помимо этого у нее есть ряд других, случайно добавленных черт, о которых отец ничего не знает.

Каждый день Тистра спускается в теплый подвал, где отец держит собак, дает им воды, гладит их и разговаривает с ними, а они тычутся ей в руки холодными носами. Кроме собак, в Лунаполисе живет еще несколько десятков других видов животных – кролики, лисы и ласки, овцы и карликовые свиньи, и даже небольшие обезьяны. Все они слишком ценны, чтобы позволить им жить, а потом постареть и умереть, и потому, как только они подрастут, их превращают в произведения искусства. Во множество разнообразных произведений искусства.

Повара-артисты готовят их мясо, скорняки-артисты шьют из шкур теплые рукавицы и камзолы. А звериную личность переносят в механоид, самое большое и ценное произведение искусства.

Тистра знает, что так надо – отец говорит об этом каждый день, прежде чем взять ее к себе в постель, и тем не менее, иногда у нее пробуждаются сомнения. Механоиды – прежде чем их выставят на аукцион – тоже приходят к ней, тычась ей в руки холодными металлическими носами, но это не то же самое. Тистра решительно предпочитает живых теплых зверей, и ей нравится воображать, будто между ней и ними существует некая таинственная телепатическая связь, будто она с ними разговаривает, а они ей отвечают. Для Тистры почти каждый день становится источником новых сюрпризов, поскольку очередные поколения неуклюжих пушистых щенят, похоже, все лучше понимают ее мысли.

Иногда Тистре кажется, что умнее становятся собаки, а иногда (только иногда, ибо Тистра очень скромная) – что растут ее собственные способности.

Часть IV Сюрпризы

Финнен

От последних часов той ночи, когда погибли Джайна Наруми и невидимый мужчина, у меня остались лишь отрывочные воспоминания. Красная кровь, растекающаяся по белой постели, целое красное море с удушливым металлическим запахом. Над ней кружили светлячки – те самые, что еще недавно изображали пламя свечей, а теперь напоминали рой одурманенных мух. Их сияние отражалось в крови в тех местах, где она собиралась в складках простыней – ее было чересчур много, чтобы сразу впитаться.

Я помню момент, когда застегивал рубашку; пальцы нисколько не дрожали – кажется – но длилось это невероятно долго, время растягивалось, будто во сне. Застежка за застежкой, прикосновение ткани к коже. Я сосредоточился на этом единственном действии, будто пьяный, которому очень хочется доказать, что он полностью трезв.

И еще позже – когда Каира что-то мне говорила, а я видел ее шевелящиеся губы, но не слышал слов, как будто кто-то выключил звук.

Мгновения, выловленные из мрака и выжженные в моей памяти.