Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

«Мои дорогие! Наконец Янке разрешили свидания с родными, и появилась возможность рассказать вам о нашем житье. Сделаю это со временем, когда между вами и нами установятся сношения. Теперь же о том, что больше всего лежит на душе. Самой высшей для нас наградой и самым большим удовлетворением служит уверенность, что наше дело живет, что работа не прекратилась, а все ширится и развивается. Хорошо понимаю, какое бремя вы теперь несете на своих плечах, но и завидую вам, потому что несете вы его уверенно, мощно и счастливо! Пусть же у вас всегда будет в изобилии сил; подождем еще немного, и дело наше так твердо встанет на ноги, что ему уже ничто не сможет угрожать. Пускай это убеждение не оставляет вас, даже если придется вам занять наши места. От всего сердца желаем вам успеха! Теперь позвольте поговорить о себе. Наши дела плохи, потому что Эдмунд Плоский неважно держал себя на допросах, есть и еще слабые люди. Генрыка выдал Скшипчиньский, имена других провокаторов назову в следующем письме. А теперь моя личная просьба. Знаю, вы догадываетесь, что я люблю Яну и что она отвечает мне взаимностью. Это так. Веслава не дала мне счастья, она не для меня. Я не буду жить с нею никогда, но давши ей слово совершить венчание, каждую минуту готов его сдержать. Я хотел бы знать, желает ли она нашего бракосочетания или нет, чтобы я мог жениться на Янке? Это не только наше личное дело, ибо оба мы принадлежим делу и будем служить ему до смерти. Пишем вам все, что должны о нас знать, и хотя нам здесь не сладко, мы думаем лишь о том, как использовать наш союз для дела. Людвик».

Дембский замолчал и некоторое время сидел, не отрывая ладони от глаз, пока Марья дописывала текст. Затем он поднялся.

— Пани разрешит мне сегодня закончить рассказ? У нас еще будет время, я надеюсь.

— О да, благодарю вас, пане Ольку… — просто сказала она.

Когда он ушел, Марья перечитала письмо, желая представить себе эту неизвестную молодую Янку, которую любит Варыньский. Он стал совсем взрослым, Людвик… Ей даже трудно это представить. Мысли ее поневоле заскользили назад, она как бы спорила с незнакомой Янечкой… Неужто ревность? Пани Марья подошла к зеркалу в бронзовой оправе, взглянула на себя.

…Ах, она старая женщина, ей уже исполнилось тридцать четыре! И Станислав на восемь лет младше… В нее всегда влюблялись мальчики, что ты скажешь! Как говорят французы, женщине столько лет, сколько ее возлюбленному… N’est-ce pas?[1]

Тот мальчик впервые появился лет восемь назад, может быть, чуть меньше. Он в действительности был мальчиком: стройный, с серыми глазами и длинными, пушистыми ресницами. Просто прелесть. Ему тогда не было и двадцати. Владислав Избицкий однажды спросил ее в своей всегдашней шутовской манере: «Не хотите ли познакомиться с исторической личностью? Я слышал, мадам их коллекционирует?» — «Кто же?» — спросила она. «Некто Людвик Варыньский, вытуренный из института за участие в студенческих беспорядках. За это он в историю не войдет, но у него еще есть время и он азартен, как черт!» Последнее ей безусловно поправилось. Она любила азартных мужчин. Так же, как и умных женщин. Мужчина должен быть азартен, а женщина умна. И красива, конечно. Когда мужчина слишком умен, он начинает рассчитывать, а это так скучно. Рассчитывать за него должна женщина, а он должен рисковать, рисковать, рисковать!.. К сожалению, часто случается наоборот: мужчины чересчур умны, а женщины азартны, потому первые боятся вторых, а вторым скучно с первыми.

Она тогда только начинала приходить в себя после ужасов, связанных с рождением детей. Никогда не представляла, что это так тяжело, нудно, а главное — так унизительно. От тебя ровным счетом ничего не зависит, ты просто некий аппарат, вынашивающий яйцо. Как курица! Нет уж, пускай те женщины, которым это нравится, плодят потомство, она же предназначена для других, более высоких целей.

Итак, появился Варыньский. Учтив, галантен, пылок до невозможности. Руку целовал, ее так жаром и обдало. Не знал, куда деть глаза — и хотелось ему смотреть на нее, и боялся себя выдать. Смех и грех! Ей тогда, помнится, как-то особенно скучно было, она играла с ним, как кошка с мышкой, а он всерьез принимал.