Из Львова они с Варыньским разъехались в разные стороны: он вернулся в Варшаву, а она отправилась домой. По дороге в Киев у нее было время подумать — что же случилось? Она уже тогда далека была от предрассудков; не то чтобы исповедовала так называемую «свободную любовь», но придерживалась убеждения, что взрослые и истинно свободные люди вправе строить личную жизнь в зависимости от своих желаний, не обращая внимания на обывательские условности. Любовь все оправдывает, а в Марье осталось слишком много нерастраченной любви. Что же касается Варыньского… Для нее было бы оскорбительным, если бы он не увлекся ею.
Марье всегда было мало, если мужчина красив, молод, пылок и прочее. Все это могло присутствовать лишь в небольшой степени, но вот азарт и увлеченность большим делом должны быть обязательно! Иначе он неинтересен. У Варыньского то и другое прямо-таки на лице читалось.
Они не переписывались. Избицкий вскоре сообщил, что Людвик перешел на нелегальное положение. В Варшаве назревали бурные события. Летом Марья поехала в Сент-Мориц поправить свое расшатавшееся здоровье. С зимы ее беспокоили нервические припадки, она срывалась иногда до истерики.
А дальше была Женева, и роман с Мендельсоном, и многое, многое другое. Всего уж не вспомнить… Но этот эпизод с Варыньским остался навсегда, хотя ни Людвик, ни Марья больше не пытались повторить мгновенья той восхитительной сказки…
Пани Марья не заметила, как прошла мигрень. Вложила письмо Варыньского в конверт, спрятала в ящик бюро. Надо разыскать Анну Серошевскую, исполнить просьбу Варыньского. Без ее согласия он не подаст прошения на брак с Александрой.
Она еще раз поглядела в зеркало. Нет, не так уж она стара. У нее есть Станислав… и Владислав, кстати. Не говоря о сыновьях, которые, правда, называют ее на «вы», будто постороннюю даму. Владислав недавно привозил их и пообещал, что, несмотря на плохой урожай свеклы в этом году и конкуренцию американского сахара, он не уменьшит ежемесячной суммы, высылаемой Марье. Скорее бы в Париж, подумала она, берясь за колокольчик, чтобы вызвать горничную.
Через год пани Марья потеряет мужа, который скоропостижно умрет от сердечного приступа. Она станет женою Мендельсона, вместе с ним будет участвовать в делах ППС, а затем отойдет от движения и займется литературной работой, в частности, будет писать мемуары и биографию выдающегося математика Софьи Ковалевской, с которой была дружна. С 1906 года они с Мендельсоном станут жить во Львове под фамилией Залеских, однако в официальном возвращении на родину им будет отказано. Ее взрослые сыновья лишь однажды посетят Львов, но встреча выйдет холодной, вымученной. Умрет пани Марья в 1909 году; сыновья не будут присутствовать на ее похоронах.
Десять месяцев, прошедших со дня провала Варыньского до момента арестования Куницкого, носили на себе отпечаток противоречивых тенденций и не могут быть охарактеризованы однозначно. С одной стороны, в этот период партия сумела стать рупором польского рабочего класса, выпустив пять номеров его боевого органа «Пролетариат» и ряд других изданий; партии удалось организационно закрепить установку Людвика Варыньского на союз с русским революционным движением и создать свой орган «Валька кляс» в эмиграции. С другой стороны, «Пролетариат» все больше становился партией заговорщиков-бланкистов с четкой направленностью на террористическую деятельность, ранее лишь декларируемую…
Польский исследователь истории «Пролетариата» Леон Баумгартен пишет:
«…Между двумя партиями был заключен «Конфиденциальный договор», который подробно очерчивал отношения между «Народной волей» и «Пролетариатом». Вот важнейшие пункты этого договора:
Обе партии устанавливают взаимное представительство: Центрального комитета в Исполнительном комитете и наоборот, то есть один из членов ЦК представляет в «Пролетариате» интересы русской партии, а один из членов ИК представляет в «Народной воле» интересы «Пролетариата»… Однако эти представители имеют лишь право совещательного голоса.
ЦК и ИК делают все возможное, чтобы группы одной партии, действующие на местах деятельности другой партии, завязывали между собою контакты и помогали друг другу в работе. Какая из этих групп в данной местности является основной, определяется консультациями ЦК и ИК.
ЦК может осуществлять террористические акты на представителей государственной власти от генерал-губернатора и выше только с согласия ИК. Из этого вытекает, что в отношении низших представителей власти ЦК сохранял полную свободу деятельности…
Между тем в Варшаве прошла новая волна массовых арестов…
Положение рабочего класса в Королевстве было в тот момент необычайно тяжелым. В связи с промышленным кризисом 1883—84 гг. произвол и притеснения фабрикантов не знали границ.
В этой ситуации лидеры партии видели единственный выход в терроре, который намеревались проводить против предателей и фабричной администрации, чтобы поднять дух рабочих.